Павел Астахов - Мини-модель [litres]

– Ох, ничего себе, «деликатность»! – охнула я.

– Ты комменты почитай, там самая жесть, – ничуть не ужасаясь, сказал Таганцев. – Народ солидарен с этой коброй и жаждет расправы. Самое мягкое требование – срочно вон из профессии.

– Откуда это у тебя? – Я вернула Машке ее смартфон и брезгливо обтерла руку о собственные брюки.

– Не догадываешься? Сашка прислала ссылочку.

– Моя Сашка? Она знакома с этой коброй?!

– Да уж, я думаю. Не случайно же кобра разродилась таким постом!

– Ты намекаешь?..

Я схватила свой телефон и позвонила Сашке.

– Мам, ты с ума сошла? Я на уроке, у нас практическая работа по химии! Хорошо, училка вышла, а то как бы я ответила на твой звонок? – возмущенно зашептала мне в ухо дочь.

– Саша, «кобрая девочка» – твоя подружка?

– Скорее, вражинка, – скаламбурила дочь, – она тоже блогер-стотысячник, стало быть, мы конкуренты. А что? Ты прочитала постик? – голос в трубке сделался довольным.

– Это ты заказала ей публикацию?!

– Не заказала, а обменяла на пост в своем аккаунте. У френда кобры, ее вообще-то Элкой зовут, своя марка одежды – зимние куртки «Звери», так мы с ней взаимозачетом сработали: с меня натив, с нее – наезд. – Сашка засмеялась, но спешно притушила веселье и снова перешла на шепот: – Все, химичка вернулась, не могу говорить…

– Я вырастила чудовище! – провозгласила я, хлопнув на стол мобильник.

– Дикое, но симпатичное, – охотно согласился Таганцев. – Да ладно, чего ты так напряглась? Немного жестко, но по сути верно.

– Суровая правда, высказанная с подкупающей прямотой, – поддакнула Машка и засобиралась – до начала трудового дня осталась пара минут. – Зато теперь можно не сомневаться, что эти твои Коровкины и Козявкины…

– Кобылкины и Карапетян!

– Во-во, они самые – впредь не будут тут у нас выворачиваться наизнанку! Всем хорошего дня! – Машка на ходу исполнила слабое подобие книксена и вышла из кабинета.

– А тебе не пора? – Я посмотрела на Таганцева.

– М-да, Елена Владимировна, гостеприимство – не твоя сильная сторона. – Костя тоже встал. – Ладно, пойду и я, не буду отвлекать наш самый справедливый в мире суд.

– А чего ты хотел-то? – сообразила я спросить, когда ранний гость уже шагнул за порог.

– Позвони мне, когда будет время, почирикаем! – донеслось из коридора.

– Почирикаем? – Я поглядела на Диму. – Это как?

– Полагаю, как две птички на ветке, – рассудительно ответил он, и тут уж я не выдержала – тоже захихикала.

Птички, ага! Таганцев – гусь лапчатый, а я – слепая курица. Не увидела, как у меня под носом хитрая Сашка провернула дипломатическую комбинацию. Наверное, нужно сказать ей спасибо. Но не сейчас: сначала посмотрим, сработает ли этот психологический ход.

День покатился, вихляя и поскрипывая, как старая телега в разбитой колее: развод с разделом имущества, наследственное дело, опять развод, отягощенный наличием малых деток и немалых ипотечных долгов…

О том, что нужно позвонить Косте, я вспомнила только во второй половине дня и набрала его номер при первой возможности, но «почирикать» нам не удалось. Товарищ опер прошипел мне в трубку:

– Не с-с-сейчас-с-с…

А через минуту прислал сообщение: «Перезвоню».

Я поняла, что он где-то сидит: может, в засаде, а может, на совещании у руководства, и приготовилась терпеливо ждать.

Перезвонил старший лейтенант уже ближе к ночи.

– Прости, засиделись тут, – сказал он, опять же не пояснив где: в засаде или в начальственном кабинете. – Ты можешь говорить?

– Ничто не мешает.

– Ну, класс. Тогда слушай сюда: не по душе мне эта Сенькина учеба в звездной школе. По мне, так лучше бы пацан на спортивное плавание ходил или в футбольную секцию. А я, ты понимаешь, пока права голоса особо не имею, поэтому активно вмешиваться не могу. Но…

– Но? – повторила я, настораживаясь.

Тамара Тимофеевна Плевакина, наш профессор-психолог, как-то сказала мне: все, что идет до слова «но», можно не принимать во внимание. Это словесная шелуха, вступительная речь, два шага для разгона, как в баскетболе перед прыжком под кольцо.

– Но была у нас, понимаешь, одна очень нехорошая история с некой креативной фотостудией, где делали портфолио для юных талантов, причем родителей на съемки не пускали, типа чтобы они не мешали творческому процессу.

– Натка говорила, что им тоже не позволяют наблюдать, как проходят занятия, – вспомнила я.

– Вот именно! Я ж почему и напрягся! – Костя заговорил живее и громче. – Меня это совпадение очень насторожило. В той студии, как после выяснилось, детишек снимали и так, и сяк, в том числе голышом, понимаешь? Не детское порно, но что-то около того: мальчики в трусиках, девочки в коротких юбочках и в длинных чулках, на каблучищах и с раскрашенными мордочками…

– И что, родители об этом не знали? – ужаснулась я.

– Чья-то бабушка знала, но она сама приводила малолетних внучек на съемки – заработала этим себе на домик в Анапе и небольшой срок в суровых краях. А остальным родителям совсем другие фото показывали: чинные-благородные. Неприличные снимки хранили на отдельном диске и заливали на специальный сайт.

– Бедные дети!

– Это точно. Прикинь, эти твари им внушали, что у них такой дружеский секрет от родителей, а кто его выдаст, тот ябеда-корябеда, противный жалкий слюнтяй и глупая маменькина детка. Короче, счастье, что ябеды все же нашлись, и то паучье гнездо мы разворошили. Сели все: и фотограф, и его подруга-организатор, и та милая бабушка…

– Постой, так с Сенькиной звездной школой такая же история?!

– Не такая же, – успокоил меня Таганцев. – Я проверил – тут вроде никаких веселых картинок для интернета, но есть другой повод тревожиться. Понимаешь, эта самая школа «Олимп» работает всего второй месяц.

– Она новая, да, Натка рассказывала…

– Она-то новая, но до нее уже были подобные школы в других районах нашей нерезиновой. Названия другие – «Оскар» и «Голливуд», а программа занятий один в один, и, что характерно, владелец предприятия тот же самый! Интересный чувачок из города Новосибирска, где у него тоже была своя школа для юных артистов. Та аж полгода проработала, а эти все, московские, аккурат через три месяца закрывались.

– То есть ты хочешь сказать, это какие-то жулики?

– Я хочу сказать – ненадежное это предприятие! Жулики или нет – надо предметно разбираться, что им можно предъявить. Но вообще выглядит все сомнительно, согласись!

– Пожалуй, соглашусь.

– Ну а раз соглашаешься, то поговори со своей сестричкой!

– А сам?

– А сам с усам! – Костя издал тяжкий вздох с отчетливой примесью рычания. – Плавали, знаем: едва я открою рот, мне будет сказано, что я косный темный тип, который ничего не понимает в искусстве, чужд прекрасного и вообще еще ни одного своего ребенка не воспитал и даже не родил, так что молчал бы в тряпочку!