Павел Астахов - Мини-модель [litres]

– Таким образом, говорить о естественной красоте в случае проигравшей претендентки на звание Экомисс не приходится, – заключает доктор Геворкова под аплодисменты торжествующего клана Карапетянов. – Мне остается лишь добавить, что к лицу победительницы конкурса Карины скальпель хирурга не прикасался.

Кобылкина, коротко посовещавшись с юристом, извлекает козырь из рукава. Он имеет вид нотариально заверенной цветной распечатки интернет-страницы.

– Знаете, что это? – потрясая в воздухе шелестящей бумагой, вопрошает Кобылкина, и голос ее полон презрения. – Это страница сайта интернет-магазина, где можно купить платье из листьев!

– Такое продают? – удивляюсь я.

– Представьте себе, – кивает мне Кобылкина. – Наряды и головные уборы из листьев покупают фанаты Толкиена, которые эльфов косплеят, а еще их на карнавалы и детские праздники в садиках берут – не все родители готовы самостоятельно сочинять костюмы из шишек и каштанов. Вот и на конкурс можно платье купить, а потом дополнить его парой деталей и выдать за оригинальную работу!

– Какой сайт? Какой интернет?! – дружно возмущаются папа и мама Карапетяны. – Наш дедушка листья рвал, бабушка их готовила, дядя Ашот, лучший закройщик, костюм собирал, дядя Баграт, ювелир, ожерелье делал!

– На фото как раз карнавальное платье из виноградных листьев! – Кобылкина, не слушая ропот оппонентов, тычет пальцем в цветную картинку, чтобы я отметила сходство наряда на сайте интернет-магазина с платьем Карины.

Сходство действительно есть. Впрочем, я сомневаюсь, что такой необычный и наверняка неудобный для работы материал, как листья, открывает большой простор фантазии модельера. Не случайно же наряды Карины и Изабель сконструированы весьма похоже и отличаются только деталями и цветом листьев: виноградные – темно-зеленые с коричневыми подпалинами, кленовые – красные и желтые с золотом.

А шоу, которое я про себя уже окрестила «Поединок Пересвета с Челубеем», продолжается. Постоять за честь организаторов конкурса выходит один из членов жюри – и это тоже весьма колоритный персонаж.

Дионисий Маврученков – историк моды. Бесспорно, утонченная личность: рост под два метра, худой, прямой, в классическом костюме серо-стального цвета, он очень напоминает серебряный канделябр. Сходство усиливают яркие рыжие волосы, уложенные красивыми волнами.

– Типичная ошибка профанов, далеких от искусства, – говорит он, чуть кривясь. – Нельзя, немыслимо, невозможно оценивать творческий конкурс как спортивное выступление. Гимнастка согнула ногу – минус балл, фигуристка не докрутила сальто – минус два балла, простой, понятный механистический подход. Однако он полностью, совершенно, абсолютно неприменим в нашем случае! Конечно, можно по косточкам разобрать конкурсанток и досконально выяснить, у кого ноги короткие, щиколотки толстые, плечи тяжелые или живот выступающий…

– Не у нас! – с места задорно кричит мама Кобылкина.

– А у кого коленки костлявые, локти острые, ключицы торчащие и лопатки крыловидные, – чуть повышает голос Маврученков, и Кобылкина старшая замолкает, зато мама Карапетян радостно выкрикивает то же самое:

– Не у нас!

Канделябр, то есть Дионисий, и на эту реплику не реагирует, продолжая:

– Можно детально изучить материалы и технологию изготовления костюмов и вычислять их экологичность, но и это не нужно, никчемно, бессмысленно. Сам наш конкурс был мероприятием необычным, неформатным, вне рамок! Начнем с того, что, как правило, модный показ длится не более четверти часа и помогает дизайнеру воплотить его видение сезона. Но в нашем случае в центре внимания были не авторы костюмов, не сами их работы, не представившие наряды модели, а все вместе. Образ! А сам показ – это лишь средство достижения цели – оставить след в культуре.

Историк моды сокрушенно мотает головой, пламенные волосы трясутся, оставляя в воздухе огненный инверсивный след.

– Цель всегда была неизменной, однако год за годом концепция модных шоу претерпевала существенные, значительные, грандиозные изменения. Традиция демонстрировать модную одежду зародилась еще в бальных залах Парижа в начале двадцатого века! Затем Чарльз Уорт, Поль Пуаре, Ив Сен-Лоран превратили презентации вещей на манекенах в эффектные шоу с участием моделей. Тогда, в эпоху зарождения феномена показов, Уорт сделал одежду от-кутюр более носибельной, отказавшись от широких кринолинов. А мы кринолины вернули! – Маврученков изящным жестом указывает на девочек в пышных нарядах. Те задирают носы, отчаянно важничая. – Позже Поль Пуаре отказался от традиционных женских корсетов в своих изделиях, но у наших конкурсанток корсеты есть! Взгляните, не угадывается ли в этих дивных платьях знаменитый диоровский образ new look – пышная юбка в сочетании со скульптурного кроя жакетом? Не напоминают ли наряды наших девочек об экспериментах Жака Фата, который не только играл с асимметрией и объемами, но и использовал на первый взгляд неприглядные растительные материалы, например, пеньку и блестки из скорлупы миндаля и грецкого ореха? Не очевидно ли, что мы, подобно Эльзе Скиапарелли, которая создавала неповторимые наряды на стыке моды и авангардного искусства, балансируем на той же самой грани, но уже уравновешиваясь современной наукой – экологией?!

Он обводит вопрошающим взглядом зал, будто и вправду ждет ответов на риторические вопросы. Не дождавшись, Дионисий шумно вздыхает и признает:

– Конечно, мало кто из современников может постичь блестящий замысел столь дерзкого, смелого, передового эксперимента.

Лицо у него при этом делается такое печально-высокомерное, словно он и не надеется на наше понимание. Будто и вправду он начищенный серебряный канделябр, а мы все заржавевшие и помятые столовые ложки.

– Я всего лишь пытаюсь объяснить вам…

«Гнутым ржавым ложкам», – язвительно подсказывает мой внутренний голос.

– …что нельзя, невозможно, немыслимо проверить алгеброй гармонию! – продолжает Дионисий «Сияющий Канделябр» Маврученков. – Мы, конкурсная комиссия, оценивали нечто эфемерное, сиюминутное, неуловимое: созданный образ, возникшее впечатление, тонкий сплав эмоций!

– В каких денежных знаках оценивали? В армянских тугриках? – ехидно интересуется с места папа Кобылкин.

– У нас не тугрики, а драмы! – возмущается папа Карапетян.

Я обещаю удалить обоих из зала.

– Проще говоря, я уверяю суд, что в данном случае оценка никак не могла быть четкой, ясной, объективной, – заканчивает Маврученко, разводит руками и так замирает – натуральнейший канделябр!

Однако говорит он дело. Я действительно не понимаю, как можно доказать, что конкурсантка в кленовых листьях заслуживала более высокой оценки, чем ее соперница в виноградных лозах, или наоборот.