Елена Дорош - Брошь с черным опалом

Агата. Это было первое, что он произнес про себя, проснувшись наутро. Марк посмотрел на часы. Восемь. Через час начнется первый послепраздничный рабочий день. Сотрудники его фирмы уже садятся в свои машины, чтобы выехать со своих загородных дачек. А он даже представить себе не может, чем будет заниматься на работе. Марк резко поднялся и пошел в душ. Вода освежила, но рабочего энтузиазма не прибавила ни на йоту. Он сварил кофе, поглядывая на часы, и позвонил Агате. Теперь он знал ее номер. Он долго слушал гудки в трубке, рассвирепел и, прыгнув в машину, помчался на Гороховую.

Марк ворвался в квартиру, уже готовый прибить первого, кто попадется. Попалась только Агата, и он сходу наорал на нее за то, что она не берет трубку. Она не возмутилась и не оправдывалась, просто сидела на диване и смотрела на него. Марк испугался. Он сбросил пальто на пол и сел рядом.

– Марк, я уезжаю.

– Зачем?

– Глупый вопрос, не находишь?

– Нахожу. Но все равно не понимаю.

Агата глубоко вздохнула, поднялась и ушла от него в дальний угол.

– Ты все прекрасно понимаешь. Все закончилось, и я могу вернуться домой. Мама ждет. Работа – тоже. Моя жизнь там.

Марк поднялся и подошел.

– Твоя жизнь? А моя? Моя где? Где-то в другом месте? Отдельном от тебя?

Какие же они синие, его глаза. Не голубые, а именно синие. Сейчас они горят возмущением и оттого еще прекраснее. Агата закрыла глаза, чтобы не видеть и не умереть от любви к нему прямо тут, на этом самом месте. Его губы коснулись ее век, потом щек, шеи… Целоваться с ним, чувствовать его руки на плечах, спине, бедрах, зарыться пальцами в густые волосы, любить его, отдаться целиком, полностью, без остатка – на свете не может быть ничего лучше и желаннее. Но именно этого делать нельзя. Неправильно. Их разделяет сейчас так много всего, что Великая Китайская стена, по сравнению с этим, просто картонная прокладка.

Агата уперлась руками ему в грудь. Он остановился, тяжело дыша.

– Я не могу. И знаю, что ты… будешь жалеть… потом. Пусти, пожалуйста, а то я сломаюсь.

– Агата…

– Марк, я люблю тебя. Хочу, чтобы ты знал. Я люблю тебя очень сильно. Поэтому должна уехать сейчас. Не могу объяснить… Просто чувствую… И не говори, что ты тоже меня любишь. Сейчас не говори. Я ослабею тогда, а мне нельзя. Прошу тебя, уйди.

Оставшись одна, Агата долго стояла у окна. Шел снег. Легкий, пушистый. Какой-то утешающий. Хотелось заплакать, но глаза были сухими.

На следующий день она купила большие ножницы. Решив, что так будет проще, заплела косу, чтобы отрезать все на раз. Даже попробовала, но ничего не вышло. Стало очевидно – ножницам этакую толщину не осилить. Она тщательно расчесала кудрявые пряди и посмотрела.

Волосы всегда воспринимались как нечто отдельное от нее самой. Вроде школьного рюкзака. Тяжело, надоело, а никуда не денешься – надо носить. Она привыкла не любить свою гриву и всегда мечтала от нее избавиться. Сегодня это наконец случится.

Глядя в зеркало, Агата словно наяву увидела веселые кудряшки на ставшей необыкновенно легкой голове, почувствовала, как прохладно стало открытой шее…

Это была другая Агата. Новая и… чужая, что ли.

Бабушка, мама и… Марк будут ждать ту, старую. Думать о ней, представлять. Любить. Эта, новая, была сама по себе.

Она хотела этого? Хотела? Или нет?

– Все это ерунда на постном масле, чушь, фигня и сопливый бред! – громко сказала она своему отражению и схватила ножницы. Лезвия хищно щелкнули. Она с силой сжала их и… засунула в ящик.

Оказалось, отрезать старое нелегко. Да и надо ли?

Рано утром Агата собралась и поехала к отцу Дмитрию. Храмы всегда стоят на возвышении, поэтому ярко-синие с золотыми звездами купола были заметны издалека. Значит, храм в честь Богородицы.

Служба уже шла. Агата купила свечи, встала у двери и слушала. Голос у батюшки низкий, густой. Маленький хор подпевает красиво. Отец Дмитрий стал читать «Символ веры», прихожане подхватили охотно и дружно. Агата очнулась, когда стали прикладываться к кресту. Подошла. Отец Дмитрий посмотрел внимательно. Она и не заметила, что по лицу текут слезы.

После разговора с батюшкой стало легче. Он проводил ее до ворот и перекрестил.

– Не думай о жизни худо. Она – милосердный дар. Не стоит залезать в окоп и начинать от всех отстреливаться. Живи радостно. Люби. Благодари Господа.

Отец Дмитрий оглядел окрестности, посмотрел на тихую Агату и вдруг удивил:

– Берднард Шоу сказал, что надо просто гулять по цветущему лугу и наслаждаться природой, но не забывать о ядовитых змеях, которые прячутся в изумрудно-зеленой траве. Так и делай.

Она уехала дневным поездом. Муся уехала вместе с ней.

Маруся с вечера замесила тесто, Агата накрутила фарша для начинки. Мелко нарезав сало, они вытопили его и зажарили до хрустящих квадратиков. Бабушка Фая ела пироги только так, разламывая их пополам и макая в растопленное сало, «мачку», как она называла этот дивный соус. Наливочку пришлось раздобывать у соседей – больших авторитетов в этом деле. Вареники с картошкой и творогом уже двое суток ждали своего часа в морозилке. Фаршированный гусь томился на балконе, пока температура еще позволяла. Там же в огромной кастрюляке доходил до нужной кондиции борщ. Все было готово, включая пампушки с чесноком.

Бабушка Фая прибыла аккурат к обеду. Мастерство не пропьешь. Маруся с Агатой облепили ее и долго не отпускали.

– С вами с голодухи помрешь. Вот ведь липучки липучие. Скажите лучше, сметана покупная?

– Покупная, – признались они, хлюпая носами.

– Так я свойской привезла. И колбаски. Дядька Мыкола, тот, что слева, кабанчика заколол, так она как раз поспела к отъезду. Ну, ведите, что ли, к столу.

Дочь с внучкой побежали вперед, и у Фаины была возможность незаметно вытереть мокрые глаза. Слава богу, дома.

Когда они наконец отвалились от стола с набитыми животами, бабушка Фая потребовала полный отчет о всех делах за последнее время. Маруся принялась рассказывать. Агата хотела присоединиться в качестве заинтересованной слушательницы, но ее отвлек звонок.

Соня спросила, приехала ли бабушка. Выяснив, что все хорошо, объявила, что у нее есть небольшая новость.

– Мы приглашаем тебя на свадьбу! Будешь моей свидетельницей!

– И это у нас называется «небольшая новость»?

– Ну, мы же просто распишемся и все. А потом поедем на нашу новую дачу. Представляешь, Лёнчик купил прямо на берегу Финского залива! Скрывал до последнего! Подарок к свадьбе! Домик небольшой, но новый и милый ужасно. Для Игорька места много, двадцать соток почти. Что скажешь, сестричка? Учти, на тебя вся надежда. Платье на меня не найти. То бюст не влезает, то я вся в нем, как ложка в стакане. Будем искать с перламутровыми пуговицами.