Журнал «Искатель» - Искатель, 2018 № 12

И до того изумился Пахомий Филатович, что в первую секунду не связал горестный стон, пронесшийся над автостоянкой, с поступком Нинон. Сам он уж точно безмолвствовал. Осторожно огляделся и установил, что тягостные звуки издает жлобского вида полноватый парень. Ошибки быть не могло: тупое лицо молодчика застыло в оскале неподдельного страдания. Пахомий Филатович определенно натыкался уже на него, фланируя вдоль заднего ряда машин, однако и помыслить не мог… Впрочем, чтобы так ревновать, нужно иметь на это право! Право?!

Положение Пахомия Филатовича, и без того нелепое, становилось просто унизительным. Он пожал плечами, развернулся на каблуках, сдвинул шляпу на затылок и направил свои стопы к станции метро. Почти сразу же оглянулся. Парочка под аркой, оживленно беседуя, углубилась в нее и скрылась за углом. Толстый парень, чудом увертываясь от транспорта, бросился за ними через улицу. Да плевать, дело у них молодое, сами пусть разбираются.

Увы, выдержать характер Пахомий Филатович сумел не более пяти минут. Поймал такси, безропотно сдался грабителю за рулем, уже через полчаса на собственной машине проехал через арку справа от вывески «Книжный мир» и припарковался во дворе. Почти сразу же засек давешнего молодчика, слоняющегося возле первого от арки подъезда, а это означало, что возможность недоразумения свелась к нулю. Ведь для того, чтобы передать посылочку от тети из Белой Церкви или вернуть взятый подругой учебник, девушке (ее словцо!) нет нужды так долго торчать в чужой квартире.

Солнце садилось, золотя окна и лоджии квартир, владельцам которых Пахомий Филатович всю жизнь мог только беззлобно завидовать. Сам он в центре работал, гулял, да еще — в старые времена — отоваривался, а вот жил всегда где-нибудь там, куда, если ты не на колесах, добираться отсюда час на метро и в автобусе. Теперь здешний житель увел к себе Нинон — и не тем ли заинтересовал ее, что здешний?

Пахомий Филатович скрипнул зубами и решил не забегать наперед. Достаточно и того, что вынужден тратить на глупости драгоценное время. А впрочем… Несмотря на затененные стекла, света в салоне достаточно, чтобы почитать. Хмыкнул и поднял он с сиденья черный том «Житий святых на русском языке», провел коротким пальцем вдоль шикарной пластиковой закладки, подарка шотландского коллеги. Хмыря того Пахомий Филатович принимал по поручению кафедры: три дня поил-кормил, водил в оперу и по музеям, вот тот и расщедрился на прощанье, подарил закладочку. Нашел отметку ногтем и, с отвращением спотыкаясь на «ятях», прочитал:

«Развратные юноши, упившись вином, послушались врачей и чародеев; они поспешно направились к Фекле, распаленные похотью и полные скверных мыслей и злого намеренья.

Увидя их, Фекла спросила:

«Чада! что вам нужно?» Они стали говорить ей в ответ срамные слова. Услышав сие и уразумевши их злое намеренье, святая Фекла убежала от них. Они погнались за Феклой и преследовали ее, как волки овцу. Когда они уже настигали ее, она помолилась Богу, чтобы Он избавил ее от рук беззаконников. Тотчас бывшая на том месте каменная гора Божиим повелением расступилась, приняла святую в свои недра и защитила девство ея. Сия гора сделалась гробом честного тела ея: там она предала душу свою в руки Божии. Всех лет жизни ея было девяносто».

Глаза все же устали. Пахомий Филатович пошевелил кустистыми бровями, отчеркнул ногтем слово «девяносто» и вернул книгу на место. Прочитанному не удивился. И зигзагам мысли руководства давно уже не удивляется. Желает начальство, чтобы народу такое вот втолковывали, да еще и в переводе на украинский язык — бог в помощь! Тем паче, что это, если он не ошибается, уже третья волна заигрывания с православием: Сталин (а какой был зверь!) сделал недобитым попам поблажки в конце войны, Хрущев — в начале «оттепели», и вот нынешние уже открыто пытаются возродить на Украине государственную религию. Юным ассистентом читал Пахомий Филатович студентам «Научный атеизм» и «Марксистско-ленинскую этику», теперь — «Религиоведение» и эту вот бодягу — спецкурс по агиологии. Но если прежде можно было (а негласно, чтоб от греха подальше, даже и рекомендовалось) дискредитировать святых, их жития не читавши, то теперь вот пришлось… И не по душе ему, что раньше хоть атеистическую доктрину мог излагать с полным внутренним убеждением, а теперь приходится талдычить одно вранье.

И в самом-то деле, какие такие нравственные постулаты руководят сейчас им, почтенным профессором, или тем развратным юношей, что вон опять мелькнул у подъезда? Похоть, скверные мысли да злое намеренье придержать молоденькую самочку только и исключительно для себя. А на каких основаниях, собственно? Чего там наобещала Нинон толстому юноше, неизвестно, но перед ним самим Нинон виновата только в одном. В одном только нарушении заключенной между ними конвенции, да и оно не доказано пока: провинилась, если пилится сейчас с этим мужиком в открытую, рискуя заразить Пахомия Филатовича какой-нибудь новомодной гнусностью. (Случилось ему лечиться у частника-венеролога, и теперь пуще смерти боялся повторения этих пыток.) Конвенция тоже мне… Спьяну откровенничал с нею, вроде как бы в шутку очерчивая условия их… союза, что ли. Временного брачного контракта? Как у незабвенного Аркадия Райкина: «Вы мне телевизор, я вам пылесос». И Нинон охотно, хихикая, поддержала игру. А какие к ней могут быть теперь санкции? Согнать с квартиры? Но Нинон и так берет академотпуск — следовательно, скорее всего, сама съедет. Конечно, пустив ее бесплатно в гостинку сына, он теряет минимум полтораста баксов ежемесячно. Да вот только кто кому останется должен в конечном счете, это ведь тоже вопрос. В его-то годы! Что значат полтораста баксов в сравнении с тем, что огребли бы с него за месяц профессионалки? И вообще его вариант не худший.

В восьмидесятые ходила по общежитию байка про старичка, втрескавшегося в студентку. Девушка сказала «да» с условием, что тот отдаст ей всю свою пенсию. Так вот и встречались на койке раз в месяц, пока стервочка не получила диплом, и неизвестно, чем трахальщик все это время кормился. В зеленой юности рассмешила его эта история до колик в животе — потому, скорее всего, что самому с голодухи не до баб тогда было. И еще потому, что общежитские, говорят, не обращали внимания на девку: серая мышка этакая. Теперь Пахомий Филатович, напротив, готов восхититься геройством того целеустремленного любовника, да только сам он не герой. И не устроит Нинон сцены. Молчать себе в тряпочку и довольствоваться тем, что ему перепадет, пока не отвалит девочка окончательно, — вот она, единственно правильная линия поведения. А сейчас тихонько поехать домой, чтобы не застала его на позорном подглядывании.