Журнал «Искатель» - Искатель, 2018 № 12

Между вернувшимися магистрами ощущалось напряжение. Генри старался не смотреть в сторону Петра. Сергей это почувствовал и внимательно вглядывался то в одного, то в другого магистра, пытаясь угадать причину такого изменения.

— Действуем сами, — сказал Генри.

Марк понял, что речь идет о какой-то помощи, на которую магистры рассчитывали, но так и не получили.

— А до этого мы — как действовали? — спросил Леопольд. Магистры, казалось, чего-то ждали и медлили.

— Выходим отсюда? — спросила Белла, которой здесь уже порядком наскучило.

— Да, — почти хором произнесли магистры, — как будто ждали именно этих слов от девушки.

В иное время Генри и Петр в этой ситуации переглянулись бы и улыбнулись такой одинаковой реакции, но сейчас посмотрел на друга только Петр. Пастор сунул каждому в руки листовку и попросил обязательно прочитать. При этом магистры как-то странно на него посмотрели, как если бы знали об этих листовках нечто большее.

— Тогда пошли. Чего ждать, — решительно произнес Сергей.

Они все пошли по коридору, который появлялся перед ними и схлопывался сзади. Храмы Святой Энтропии были вне закона, и хотя государство знало об их примерном расположении, но проходы к ним постоянно менялись. С одной стороны, это создавало сложность для правоохранительных служб, а с другой — служило им оправданием своей бездеятельности. Несмотря на полулегальное положение, особого вреда от этих церквей не было. Воображение Марка расставило фигуры идущих так, чтобы они составляли более гармоничную композицию, а фигура Беллы выглядела более выигрышно.

Все вышли на улицу через проход в стене, который сразу за ними закрылся. Белла почему-то пошла направо, и магистры позволили ей сделать этот выбор.

Им повстречался парень, у которого розовый пузырь только начал выходить из макушки, и сейчас больше походил на нимб. Парень рассеянно озирался, словно у него только сейчас открылись глаза на мир.

— Первая стадия, — прокомментировал Леопольд, когда они немного отошли. — Говорил я вам или нет, но я все знаю про шизофрению.

— Стул — шизофреник, что-то новое! — попытался сострить Сергей.

— Вовсе нет, — обиженно фыркнул Леопольд, — но я провел множество собеседований, когда работал в психиатрической клинике.

— Ты зря над Леопольдом посмеиваешься, — бросил Генри, — тебе до него еще очень далеко.

— Мне до всех далеко, — злобно огрызнулся Сергей. — Его так бесцеремонно свергли с пьедестала, на который он сам себя и воздвиг. Он, конечно, не претендовал на место магистра Генри в их небольшой компании, но ему нравилось считать себя его неофициальным заместителем.

— В первой стадии, — продолжил Леопольд, словно не слыша этой перепалки, — сознание лишь чуть-чуть покидает тело, но человек уже на все смотрит под другим углом. Все перестает быть важным и материальным. Мир делается немного чужим. Одни люди при этом становятся бездеятельными и апатичными, скептически относясь к внешнему миру, другие — начинают — заниматься самобичеванием, скептически относясь к самим себе.

— Это я! — рассмеялась Белла.

— Это да, — улыбнулся ей Петр, причем не только очень доброжелательно, но еще и многозначительно.

— Третьи, — продолжил Леопольд, — пытаются компенсировать. пресность мира, которую они почувствовали, притворной веселостью.

Встретившийся им полицейский скользнул взглядом по листовкам у них в руках и, коснувшись гаджета, закрепленного у правого виска, включил полупрозрачный экран перед собой. Марк сделал такое же движение, решив найти мать, однако она была недоступна. Мать часто отключалась, вернее, забывала включиться, но в теперешних обстоятельствах ее отсутствие терзало юношу.

У другого встреченного ими молодого мужчины пузырь уже наполовину покинул тело. Мужчина испуганно смотрел по сторонам и жался к стене.

— Во второй стадии энтропия оставшегося в теле сознания становится меньше энтропии внешнего мира. Поэтому внешний мир воспринимается сначала хаотичным и пугающим, а затем человек выстраивает его упрощенную параноидальную модель. Это его личный ад. Одновременно уже воспарившая часть осознания поставляет необходимое количество галлюцинаций, чтобы дополнить общую картину, — продолжал рассказывать Леопольд.

— И сколько всего этапов? — уточнила Белла.

— Три. На третьем сознание покидает тело полностью, и, если фантом при этом остается, тело превращается в биологический компьютер: замирает в неестественных позах или выполняет повторяющиеся рутинные действия. Впрочем, если вся жизнь человека была строго регламентирована и упорядочена, то его тело довольно долго может функционировать в таком состоянии.

— Фантом? — переспросил Марк.

— В обычных условиях фантом служит оболочкой и переносчиком осознания, — начал было объяснять Леопольд, но ему не дали этого сделать.

— Сразу за перекрестком их обступили десятеро полицейских, которые объявили им о задержании. После чего всех повели к Дворцу правосудия. Магистры на удивление спокойно отнеслись к этому аресту, остальные же, беря с них пример, тоже не очень переживали. А у Леопольда появилась возможность блеснуть знанием сводов законов, что, впрочем, им не помогло.

По пути каждый из их группы подвергся перекрестному допросу.

— Вы знаете этих людей? — спросил Марка полицейский слева.

— Нет, почти нет, — пересохшим ртом ответил юноша.

— Они вас заставили пойти с собой? — спросил полицейский справа.

— Да, — вырвалось у Марка, и он туг же пожалел о своем малодушии.

Однако больше его никто ни о чем не спрашивал, в отличие от других, с которыми активно беседовали остальные полицейские. Весь оставшийся путь юноша корил себя за трусость и мысленно представлял, какой остроумно водит за нос полицейских. Но сказанных слов не вернуть. Знакомая улица теперь представлялась Марку угловатой и мрачной.

Их привели в камеру предварительного заключения, которая больше походила на плацкартный вагон прошлого века. И там уже находился взъерошенный рыжий человеке немного растерянным видом.

Сергей снова продолжил играть роль если не главного, то самого активного члена команды.

— А тебя за что? — с ухмылкой опытного рецидивиста спросил он у рыжего.

— За то, что отвечаю на такие вот вопросы, — улыбнулся человек, — хотя что теперь-то…

И он рассказал новым знакомым свою историю. Его зовут Анри, и он художник. Несколько лет назад он решил, что готов к главному свершению в жизни художника — созданию собственного художественного фильтра для превращения изображений и видео в произведения искусства. Два года Анри работал над тысячью примитивами, которые легли бы в основу фильтра. Он изнурял себя ежедневным выбором между несколькими вариантами с еле заметным отличием. То до изнеможения перемещал квадрат в поисках его особого положения, искал то наилучшую линию, то цвет. Он вглядывался в свои примитивы, пока не переставал ощущать различия. Потом он их откладывал, а когда возвращался, то все начиналось сначала. Через три года такой работы Анри решил, что уже создал свой фильтр, и задумал отметить это событие небольшим походом по живописным окрестностям.