Джон Гришэм - Блюстители

Во время судебного процесса над Дьюком Расселом штатом Алабама были приняты в качестве вещественного доказательства семь лобковых волосков. Они якобы были изъяты на месте преступления непосредственно с тела Эмили, однако принадлежали не ей, а, очевидно, тому, кто ее изнасиловал и убил. Дьюк представил свои образцы соответствующего биоматериала. Государственный эксперт уверенно заявил, что они соответствуют волоскам, которые были найдены на теле жертвы. Данный факт был расценен как неопровержимое доказательство того, что Дьюк изнасиловал Эмили, прежде чем задушить ее. Еще один эксперт показал, что во время нападения он несколько раз укусил ее.

Семенной жидкости обнаружено не было ни внутри тела, ни на нем, ни вокруг него. Нисколько не обескураженный этим обстоятельством прокурор Чэд Фолрайт просто заявил присяжным, что Дьюк, «скорее всего, использовал презерватив». Никаких доказательств этого представлено не было, сам презерватив найти не удалось, но для того, чтобы убедить в своей правоте жюри присяжных, приведенных аргументов обвинителю вполне хватило. Чтобы добиться для обвиняемого смертного приговора, Фолрайту нужно было доказать факт и убийства, и изнасилования. Жертву обнаружили обнаженной, что указывало на то, что она, вероятно, подверглась сексуальному насилию, однако доказательства этого изначально выглядели все же недостаточно убедительными. Лобковые волосы в данном случае сыграли роль ключевой улики.

В момент просветления адвокат Дьюка, видимо, по каким-то причинам оказавшись трезвым, попросил суд выделить деньги, чтобы он мог нанять собственного эксперта по анализу волос. Суд ему отказал. Что касается ДНК-тестирования, то адвокат о нем либо ничего не знал, либо просто не захотел создавать себе лишние проблемы и беспокойство. Или, возможно, решил, что на подобное исследование суд санкцию не даст. В итоге в отношении семи злополучных лобковых волосков ДНК-исследование так и не было проведено.

Но анализу они, вне всякого сомнения, все же подверглись. В результате эксперт дал показания, которые отправили Дьюка в камеру смертников. А три месяца назад его едва не казнили — исполнение смертного приговора было отложено за два часа до назначенного ранее срока.

И вот теперь мы знаем правду.

Верона находится в центральной части штата, в малонаселенной равнинной местности, покрытой сосновыми лесами. Среди пяти тысяч жителей городка принято считать, что хорошая работа — это водить грузовик-лесовоз, а плохая — расфасовывать бакалейные товары. Каждый пятый вообще не имеет никакой работы. Этот район навевает на меня уныние, но, находясь там, я обычно останавливаюсь в небольших населенных пунктах, которые по-своему интересны тем, что время в них словно остановило свой бег.

Офис Чэда Фолрайта расположен в здании суда, по другую сторону пыльного коридора от того самого помещения, где девять лет назад Дьюка признали виновным и приговорили к смерти. Прежде мне довелось побывать здесь лишь однажды, и в будущем я предпочел бы больше тут не появляться. Встреча, которая мне предстоит, наверняка будет не из приятных, но я давно уже привык к подобному. Подавляющее большинство прокурорских работников меня презирают, и я плачу им тем же.

Как и было условлено, я прибываю в офис в 2 часа дня, точнее, в 13.58, и вежливо улыбаюсь секретарше Чэда. Для меня очевидно, что ей я тоже не нравлюсь. Разумеется, ее босс занят, и она приглашает меня присесть под ужасным портретом какого-то сурово нахмурившегося судьи, которого, хотелось бы надеяться, уже нет в живых. Проходит десять минут, и секретарша беспрерывно молотит пальцами по клавиатуре компьютера. Из кабинета прокурора не доносится ни звука. Пятнадцать минут. Наконец через двадцать минут я встаю и не слишком вежливым тоном заявляю:

— Послушайте, мы договорились встретиться ровно в два часа. Я приехал сюда издалека. Что происходит, черт возьми?

Секретарша бросает взгляд на стоящий на столе старый стационарный телефон и отвечает:

— Он все еще разговаривает с судьей.

— А вашему боссу известно, что я здесь? — осведомляюсь я достаточно громко, чтобы меня было слышно и за дверью кабинета.

— Да, известно. Прошу вас, не волнуйтесь.

Я снова сажусь, жду еще десять минут, а потом подхожу к двери, за которой находится прокурор, и громко стучу в нее. Прежде чем секретарша или ее начальник успевают что-либо сказать, я вваливаюсь в кабинет и застаю Чэда не говорящим по телефону, а стоящим у окна с таким видом, словно он поглощен созерцанием жизни города.

— Мы условились встретиться в два часа, Чэд. Какого черта?

— Извините, Пост. Я говорил по телефону с судьей. Входите.

— Да уж, позвольте, я это сделаю. Я просидел за рулем пять часов. Немного вежливости не помешало бы в качестве вознаграждения за это неудобство.

— Приношу мои извинения, — произносит Чэд с явным сарказмом в голосе и опускается в огромное, вращающееся кожаное кресло.

Чэду Фолрайту примерно столько же лет, сколько и мне. Последние пятнадцать лет он занимался уголовным преследованием преступников, в основном изготовителей и распространителей метамфетамина. Дело об убийстве Эмили Брун было самым резонансным в его прокурорской карьере. Три месяца назад, когда срок его пребывания на занимаемой должности стал близиться к концу, Чэд принялся бегать за телерепортерами, оказавшимися в поле его зрения, и рассказывать им о том, насколько тяжела ноша, лежащая на его плечах.

— Ладно, проехали, — говорю я и сажусь.

— Что у вас на уме? — интересуется Фолрайт и бросает взгляд на часы.

— Мы провели кое-какие ДНК-тесты, — отвечаю я, старательно удерживая на лице мрачное, недовольное выражение. В этот момент мне хочется отвесить прокурору крепкую оплеуху. — Нам известно, кто является настоящим убийцей, Чэд, и это не Дьюк Рассел.

Фолрайт воспринимает мои слова стоически.

— Рассказывайте, — говорит он.

— Рассказываю. Нам удалось получить биоматериал подлинного убийцы и сравнить его с помощью ДНК-теста с одним из лобковых волосков, фигурировавших в деле в качестве улики, на которую опиралось обвинение. Плохие новости, Чэд. Вы посадили не того человека.

— Вы тайно похитили наши вещдоки?

— Блестяще. Вас больше заботят мои грехи, чем свои собственные. Из-за вас едва не казнили невинного человека, Чэд. Обо мне не беспокойтесь — я просто парень, который раскопал правду.

— Каким образом вы украли этот самый лобковый волосок?

— Это было нетрудно. Вы ведь давали мне набор вещдоков, помните? Год назад, здесь в коридоре. Потом я в течение двух дней потел в маленькой комнатке, в которой располагается архив, и изучал все, что вам удалось собрать. Один из волосков прилип к моему пальцу. С тех пор прошел год, и никто его не хватился.