Валерий Пушной - Опасная седина монет

— Слышь? Ты спать ложись. Пора уже. Подушки там нет, но клок соломы найдешь! — И вновь затих.

Попытка продолжить разговор ни к чему не привела, и Глеб на ощупь примостился у бревенчатой стены сарая. Леший больше не подавал звуков, и где он находился, для Глеба уже не имело значения. Вдобавок Корозов понятия не имел, где расположен сарай и что вокруг него.

Всю ночь Глеб промучился. Пока в прорехах кровли стояла темень, давило угнетающее чувство. Когда в дырах темнота стала блекнуть, появилось чувство уверенности. Голова от бессонной ночи гудела, избитое тело болело, тем не менее начала появляться пружинистость не только в мыслях, но и в стонущих мышцах.

На рассвете Глеб несколько раз громко постучал в дверь сарая, но ответа не получил.

Не видя, как из небольшого оштукатуренного домика на невысокое крыльцо выступил Леший, Корозов терялся в догадках, что происходит за стенами сарая. Остановившись на крыльце, Леший хмуро уставился на сарай. Между сведенными бровями напрочь засела глубокая складка, делая лицо озабоченным. Оно было помятым, невыспавшимся.

Как и Глеб, он всю ночь не спал. Хотя лежал на мягкой постели, однако бесконечно ворочался, глаза не закрывались. Часто вставал, не включая свет, ходил по скрипучим половицам, по шершавому половику, что-то бормотал себе под нос, как столетний дед, раздвигал занавески, выглядывал в окно, задумчиво нервно смотрел в глубокое черное небо, пил воду и опять ложился. А затем опять вскакивал, и все повторялось, как по сценарию.

Всю ночь подобно Глебу, напряженно думал. А подумать было о чем. Вечерний разговор через дверь с Корозовым привел его мысли в движение. Они метались от одной извилины мозга к другой, не находя выхода. И так до рассвета. И это его плющило, как цыпленка табака.

Сейчас на крыльце он по-прежнему находился под гнетом своих мыслей. Стоял на месте и не двигался.

Будто почувствовав присутствие Лешего, Глеб постучал в дверь с новой силой. Леший, наконец, сошел с крыльца и приблизился к сараю:

— Что надо?

— Открой дверь! — потребовал Корозов. — Я же не скотина, чтобы ходить под себя!

Ничего не ответив, Леший вернулся к крыльцу, сел на ступеньку, вздохнул и посмотрел на часы на запястье. Так сидел долго и думал, не отвечая на требования Глеба. Потом снова глянул на время, встрепенулся и подал голос:

— Слышь, ты жить хочешь?!

— А ты, Леший, отказался бы? — спросил в ответ Глеб. — Ведь Папа и тебя в любой момент может в расход пустить! Ты готов к этому?

Опять последовало долгое молчание. Вслед за тем Леший завозился, сделал глубокий вдох, задержал воздух в легких и с внутренней дрожью медленно выдохнул:

— Про меня другой случай.

— Так и живешь, Леший, от случая к случаю! — сказал Корозов.

Снова Леший долго ломал голову, прежде чем ответить:

— Каждый жрет свой пирог!

— Только Папа и к твоему пирогу прикладывается, — усмехнувшись, уколол Глеб.

Не прореагировав на замечание, будто не слышал, Леший упорно напрягал мозг над проблемой, которая явно съедала его, но разрешить которую он никак не мог осмелиться. Стал часто поглядывать на часы и начинал нервничать. Соскочив со ступени, маятником задвигался по пустому двору.

Утро во всю мощь входило в свои права. Ярко засветило солнце, выползая из-за горизонта, еще не палящее, но уже обещающее нестерпимую дневную жару.

Где-то поблизости залаяла собака. Корозов услыхал, и в голову пришла мысль, что неподалеку живут люди.

Зная, что скоро должен подъехать Папа, Леший нервничал все больше. Думы становились, как пудовые мешки с солью, и разъедали мозг.

Меряя своими шагами небольшой двор, Леший не заметил, как начал считать их. Раз, два, три, четыре… восемь… двадцать… сорок… пятьдесят… Очнувшись от тупого счета, вздрогнул. Попытался собрать мысли воедино.

Не видя всего этого, Корозов у двери прислушивался к шагам Лешего, интуитивно чувствуя какую-то озабоченность того.

Сквозь щель под дверью и в прорехи кровли пробивались узкие лучики утра.

Неожиданно шаги затихли. Некоторое время Глеб ничего не слышал. Потом снаружи звякнул запор, и дверь распахнулась. Яркий солнечный свет полосой ударил в темноту сарая, разрывая и уничтожая ее.

В дверном проеме возник Леший с увесистой палкой в руке. Глеб сощурился, отодвинулся. Вид парня насторожил. Тот стоял нагнув вперед голову, глядя на Корозова из-под бровей. Глеб напружинился, собрал себя в кулак. Боль в теле в один миг куда-то ушла.

Постояв минуту молчком, часто моргая глазами, словно собираясь с мыслями, Леший наконец вымученно, с заминкой, через силу выговорил:

— Слышь, срочно передай Акламину адрес хаты, где залег Папа. Запомни: улица Декабристов, двадцать восемь. Только лично!

Подумав, что ослышался, Корозов раскрыл рот, но Леший не дал ему говорить, опять мрачно сказал:

— Ты не тяни резину, Папа через десять минут будет, он точность любит! На-ка этот дрын, шарахни меня по башке, чтоб кровь была и в отключку я ушел, чтоб Папа нашел меня в беспамятстве! Смотри, чтоб, как положено, чтоб Папа поверил! Давай! — Он бросил палку на землю и, не двигаясь с места, посоветовал: — Уходи по другим улицам, чтоб Папа не взял тебя как голенького!

Выйдя из сарая и обойдя Лешего, Глеб механически нагнулся за палкой, взял в руки и остановил себя:

— Так, может, вместе пойдем, Леший?

Не оглядываясь, тот бросил:

— Я — вор! Мне с тобой не по пути! Слышь, быстро! Папа вот-вот будет!

Видя, как трудно далось Лешему его решение, Корозов нерешительно поднял палку над головой. Несколько минут назад он готов был удавить Лешего, чтобы вырваться отсюда, и, наверно, не остановился бы, если б появилась такая возможность. Но ударить Лешего теперь, когда все повернулось иначе, было непросто. И все же, глядя ему в спину, он нанес удар — и угодил по плечу. Леший заголосил, ругаясь матом:

— Ты что, жаба, ударить не можешь?! Козел косорукий! Бей, а то я тебя пришибу!

Качнув палкой, Глеб вновь ударил по затылку.

Леший хрюкнул и рухнул в дверной проем головой в сарай.

Отбросив палку, Корозов перепрыгнул через него, подхватил с пола свой пиджак, натянул его на плечи, торопливо снова перешагнул через парня, вышел из сарая. Затхлый запах остался за спиной. Свежий воздух, солнце словно добавили сил. Мельком пробежал глазами по двору, по неказистому домику напротив с невысоким крыльцом. По покосившейся собачьей будке без собаки. По почерневшим от времени деревянным воротам с калиткой в них. По щебенистой вперемешку с травой дорожке от домика к воротам. Кинулся по ней к калитке. Легко сдвинул поржавевший засов и выскочил со двора.

Улица была неширокая, из частных, в основном старой постройки домов с деревянными и металлическими заборами, калитками, воротами. Корозов понял, что это пригород. Долго не раздумывая, направился наугад вправо вдоль дороги по узкому тротуару. Но, вспомнив предостережение Лешего, метнулся через ближайший узкий проулок на другую улицу, а потом, через следующий проулок, — на следующую улицу.