Евгения Сергиенко - Мама, я Великан

Обхватив голову руками, я зажмуриваюсь и падаю в неизвестную глубину.

Удар.

Боком о землю.

Удар спиной.

Удар локтем, коленом, ещё раз спиной.

Ещё удар. Ещё и ещё.

Боль.

Земля возвращается, но я не понимаю, с какой стороны.

Чувствую только невыносимую боль в каждой клетке тела, холод и ползущую на меня темноту.

Тепло.

Уже не сплю, но лежу с закрытыми глазами.

Интересно, я проснулась или очнулась? Не понимаю.

Вокруг приглушённые звуки и домашние запахи.

Пахнет специями и костром. Слышны шаги, кухонные постукивания, скрипы двери, треск горящих дров…

Я не знаю, где нахожусь, но почему-то не чувствую страха.

Открываю глаза – жёлтый свет от лампы на потолке теплом разливается по комнате. На стене передо мной часы с кукушкой и ковёр.

Ещё остались люди, которые вешают на стены ковры? Да и часам на вид лет сто.

Поворачиваю голову, чтобы осмотреться. Шея болит и с трудом поддаётся движению.

Справа от меня трещит камин, похожий на деревенскую печь, слева зашторенное окно и комод. Подоконник пустой, комод померк от времени, и украшают его только старые резные ручки.

Похоже, здесь обитает кто-то старый, такой же старый, как все вокруг.

Стены дома – деревянный сруб. Дерево темное, кажется, даже необработанное. У меня нет родственников в деревне, но если бы были, то их дома выглядели бы именно так.

Окончательно отогнав сон, начинаю вертеться. Оказывается, я спала в полусидячем положении, в кресле-качалке.

Вся одежда на мне, только обуви нет, а ноги замотаны каким-то шерстяным шарфом, видимо, для тепла.

Запахи и звуки выплывают откуда-то сзади.

Я оглядываюсь, и вижу человека – он стоит ко мне спиной у плиты на маленькой кухне. Седовласый мужчина одет в стариковские вещи: длинный свитер, гамаши, вязаные носки, на плечи накинута шаль. Наверное, лесник или какой-то отшельник. Склонившись над плитой, он подрагивает, словно от болезни Паркинсона.

Потихоньку встаю из кресла-качалки.

Все тело болит.

Поднявшись, осматриваю себя и невольно вздыхаю – руки в синяках и ссадинах, джинсы в грязных пятнах, с дырами на коленях, ладони содраны до крови.

– Здравствуйте, спасибо, что помогли мне, – стараюсь говорить громко, чтобы дедушка услышал и обернулся, но голос не хочет слушаться и скрипит.

Старик стоит у плиты, помешивая что-то шипящее.

– Добрый день, – подхожу чуть ближе, – у вас есть что-нибудь, чтобы обработать раны?

Никакой реакции.

Подхожу ещё ближе.

–Дедушка, спасибо, что спасли меня, вы не могли бы дать мне антисептик? – я кладу руку на плечо хозяина дома. – Вы меня слышите?

Но тут мужчина резко оборачивается, а я отшатываюсь от изумления.

Шаль спадает с его плеч на пол, седые волосы оказываются светло-русыми, а из уха вываливается беспроводной наушник. Передо мной стоит парень!

– Наконец-то очнулась! – радостно говорит он.

Парень ещё покачивается в такт музыке, но тут же вынимает второй наушник и протягивает мне руку для приветствия.

Улыбчивый, ясноглазый, по возрасту – мой ровесник или, возможно, чуть старше. Сложно судить о годах человека, который настолько странно одет.

– Глеб. – Парень улыбается ещё шире.

–Ия. – Я кладу руку в его ладонь, и он тихонько сжимает мои пальцы. Ладонь узкая и изящная, как у музыканта, на запястье необычный браслет из деревянных бусин разной формы.

Боль тут же пронзает руку, и я вздрагиваю.

– Ой, извини, нужно обработать ссадины. Ты здорово летела, повезло, что ничего не сломала.

Он бросает своё занятие – в чугунной сковороде шипит что–то наподобие рагу, – и быстро шагает в комнату, из которой я только что вышла.

– Не замёрзла? Здесь всегда холодно! – говорит он на ходу. – Я нёс шаль, укрыть тебя, но тут все начало подгорать, а продукты – последние, магазинов, ясное дело, нет.

Опускаю взгляд на шипящее рагу.

–Можно… просто… добавить воды, – слова медленно вываливаются из губ.

–Да? А вкусно будет? – Глеб возвращается с ватными дисками и перекисью водорода в руках.

Я неуверенно пожимаю плечами.

– Пожалуйста, не стесняйся. Садись! – он кивает в сторону маленького стола и двух стульев. – Сначала медицинские процедуры, потом ужин, а потом уже расскажешь, как ты оказалась в этой глуши и что сделала с бедной лосихой.

Рагу шипит сильнее.

Я стою неподвижно, глядя на лучистую улыбку.

Пробитое колесо моей машины, забытый телефон, звездное небо, ночной лес, лосиха с лосёнком, потерянный планшет – кажется, всё это очень далеко, словно в другой реальности.

В тот день всё и началось.

Мама привела его в дом и представила своим другом.

«Друг» – это слово так нелепо и нечестно прозвучало, что даже тошнота подкатила к горлу.

За ужином все чувствовали неловкость, напряжение висело в воздухе и делало наш уютный маленький мир дрожащим от невидимых разрядов тока. Но моя неловкость была по-детски растерянной, а их – какой-то слишком счастливой и беззаботной.

У меня был шок. Откуда в жизни моей мамы, которая всё своё время посвящает мне и работе, мог появиться… вот этот?

Откуда он взялся?

И не просто взялся, а ввалился в нашу кухню и уселся ужинать!

Мне было одиннадцать, в самых дальних краях моего разума виднелось понимание того, что у мамы, красивой и молодой женщины, мог кто-то быть. Но эти мысли были самыми последними, а сегодня они вдруг обернулись реальностью и явились мне на глаза в виде какого-то мужика!

«Друг» притащил торт, бутылку красного вина для мамы, большую коробку шоколадных конфет мне, а себе – бутылку водки.

Это было омерзительно.

Но он не стеснялся выпивки, говорил, что хороший алкоголь разгоняет аппетит, много рассказывал о своей работе, говорил о путешествиях, о политике. Нёс какую-то светскую чушь и ел так, словно никогда не видел домашней еды.

Мама смотрела на него во все глаза и слушала с открытым ртом, будто каждое его слово – сокровище, которое нельзя упустить.

Как она смотрела… Даже сейчас мне кажется, что это было неприлично, тем более при собственном ребёнке.

Вечер шёл, мы все сидели по струнке, с прямыми спинами, сжатыми коленями и не клали локти на стол.

Ел и говорит только «друг», мы с мамой ковырялись в тарелках и слушали.

Когда еда закончилась, «друг» ласково просмотрел на меня и сказал, что теперь, если я не против, мы будем видеться чаще и проводить больше времени вместе.

Это прозвучало как угроза, которую я не смогу миновать.

Когда гость ушёл, мама принялась рассуждать о том, как нам сложно живётся вдвоём, как важно найти своего человека, и как ценна для неё возможность создать семью.

Она сияла изнутри.