Евгения Сергиенко - Мама, я Великан

Сомнения и страхи роятся внутри, отговаривая, убеждая в том, что побег станет лучшим выходом. Но где-то в глубине, в самом центре моего истинного «я» рождается понимание – Майя права.

Она нашла решение, которое был невидимо для меня!

Да, я должна попробовать…

Нужно собрать все силы, остаться и попытаться сделать то, что кажется невозможным.

Из приоткрытой двери Дома культуры раздаются аплодисменты – значит, Василий Палыч закончил говорить. Сейчас выступит будущий губернатор, а затем подойдёт моя очередь.

Заглушая звуки аплодисментов, на парковку с ревом залетает автомобиль.

И я, и Майя оглядываемся на резкий звук.

Чёрный джип с сопровождением из трёх машин под визг собственных тормозов замирает посреди свободного пространства между рядами аккуратно припаркованных авто.

При виде джипа мое сердце подпрыгивает в груди, несколькими сильными ударами врезается в моё желание уйти и делает в нем трещину.

Чёрная махина, наглая езда, все девятки…

Передняя дверь открывается, и из неё вальяжно выходит дорого одетый мужчина средних лет. Окидывает взглядом Дом культуры, тонкие губы растягиваются в лисьей улыбке.

Хозяин джипа снимает темные очки и, напустив на себя серьёзный вид, шагает к парадному входу. Синхронно с ним появляются несколько охранников из машин сопровождения.

Это же он!

Лихач, который чуть не врезался в меня на загородной трассе пару недель назад! Двуличный жук, про которого я писала статью! Тот по чьей вине Великану велели замолчать и тот, из-за кого я переписывала весь материал, а потом попала в переделку в лесу!

Тогда, в очках и бейсболке, в сумерках я не узнала его. Но сейчас…

Переглянувшись, мы с Майей пропускаем лихача с его свитой вперед.

Бессилие сменяется злостью.

Сейчас он будет произносить речь.

Что ж, послушаем.

За время моего отсутствия к Василий Палычу уже подсел Груздь, и нам с Майей приходится протискиваться на свои места мимо двух упитанных мужчин.

Сажусь на свое место рядом с главредом и, приветственно кивнув Валентин Валентиновичу, наблюдаю, как будущий губернатор поднимается на сцену.

Груздь, проследив за моим взглядом, делает недовольную гримасу.

Зал взрывается аплодисментами, как только лихач подходит к микрофону, но когда он начинает говорить – все стихает.

На эту речь выделено целых полчаса, и все мы вынуждены с заинтересованным видом слушать сказки о любви к краю, о том, как быстро все изменится в лучшую сторону, как будут развиваться производства, медицина и, конечно, – культурное направление.

Украдкой я поглядываю на Василий Палыча – он очень напряжен и явно боится развязки этого вечера. Уверена, он и представить не может, какой фортель я уже почти решилась выкинуть.

Но если главред напряжен, то Груздь переполнен совсем другими эмоциями. Он смотрит на будущего главу с раздражением и отвращением. Так же, как я.

Время тянется как резиновое. Приторно-сладкий сироп слов льется на гостей беспрерывным потоком, кто-то слушает с придыханием, кто-то записывает, кто-то снимает на телефон.

Каждую секунду раздаются щелчки фотоаппаратов СМИ, радиорепортеры держат на «удочках» микрофоны, ребята с телевидения замерли по всему периметру с видеокамерами.

Меня передергивает – столько внимания к такому неприятному человеку…

– А ведь ваш Великан молодец, – наклонившись к Василий Палычу и подмигнув мне, еле слышно говорит Груздь, – такой материал насобирал, жаль, что только про фонд.

– Ага, – равнодушно отвечает главред, поерзав в кресле.

– В каком смысле? – переспрашиваю я.

– Ия, т–с–с… – шипит на меня Василий Палыч. – Во-первых, это не твое дело, во-вторых, уже поздно.

– Почему же, – тихо продолжает Груздь, – пусть девочка знает, за что ее работу запороли. Просто фонд, благотворительность, отмывание денег – все это мелко, тяжело доказательно и непонятно для народа. Такое расследование не сыграло бы роли, а отвечать бы нам пришлось.

– А что сыграло бы роль? – спрашиваю, наблюдая за действием на сцене – речь подходит к концу. Сейчас будет мой выход.

– Да кто же теперь знает, – вздыхает Валентин Валентинович, – мы ведь и сами по всем каналам компромат собирали. Не хотим его назначения, больно наглый, акции нашего холдинга потихоньку скупает – это дурной знак.

– А где копали? – впиваюсь глазами в Груздя, умоляя взглядом, чтобы он говорил быстрее.

Будущий губернатор благодарит за внимание и торжественно кланяется.

– Ия! Да что тебе неймется, какая теперь разница? Готовься! Сейчас пойдешь! – снова шипит Василий Палыч и начинает краснеть от раздражения.

– Налоги, бизнес, криминальное прошлое… – перечисляет Груздь. – Он везде чистенький. Ничего, что могло бы сыграть нам на руку, кроме фонда, нет – но фонд полностью его, туда нос не засунуть.

Зал снова разрывают аплодисменты.

Речь окончена.

Мой выход…

От волнения сводит желудок, во рту пересыхает, воздух вновь становится до невозможности тугим.

– Пробейте по базе ГИБДД, – тихо говорю Груздю и встаю из кресла.

– Что–что? – переспрашивает он через шум зала.

– ГИБДД, – наклонившись, произношу ему прямо в ухо, чтобы наверняка. – Смотрите базу ГИБДД, особенно пригородные трассы!

Валентин Валентинович удивленно поднимает брови и кивает.

Василий Палыч, окончательно покраснев, толкает меня в сторону сцены.

Под бешеный стук собственного сердца дохожу до конца ряда, поворачиваю к маленьким изящным ступенькам, на ватных ногах поднимаюсь на сцену, не поднимая глаз, подхожу вплотную к микрофону.

– Добрый вечер, дорогие гости и уважаемы коллеги… – глядя себе под ноги, прикасаюсь к серьгам… Сияние – оно маленькими разрядами тока проносится по всему телу. Значит – все так, как нужно!

– Меня зовут Ия Яновна, я работаю в «Белочерном» с самого открытия… – поднимаю глаза – несколько сотен взглядов устремлены на меня. Страх впивается в горло, но я быстро нахожу глаза Майи и отгоняю сомнения.

Майя смотрит взволнованно, напряженно и с предвкушением.

– Сейчас я являюсь заместителем главного редактора, считаюсь одним из самых перспективных журналистов, а еще…

Вдох, выход.

– А еще, это я – Великан!

Слезы льются, и я не могу их остановить. Не могу вспомнить, когда я вот так беззвучно рыдала, и рыдала ли. Не могу объяснить, что именно так задело во мне самые живые и тонкие грани, и это кажется безумным, но с каждым словом от Ии исходит свет… И я вижу это сияние. Вижу своими глазами!

Вцепившись в руку ошарашенного Степана, я вытираю слезы ладонью, чувствуя, как размазываются тени, расплывается тушь – но этого все равно никто не заметит. Все взгляды принадлежат Ие… Это ее звездный час! Абсолютную тишину нарушают только щелчки фотоаппаратов и вздохи.