Юлиан Семенов - Детектив и политика. Выпуск №2(6) (1990)

Моя страна прошла через эти три фазы уничтожения мысли. После полной ликвидации свободы печати обмен идеями еще как-то пульсировал в отдельных группах и семьях, но затем страх и огромное число доносов привели к тому, что те, кто еще продолжал думать, перестали говорить. Но невозможно было и думать, не имея возможности высказаться самому и услышать другого, а получая только однообразный идеологический паек. И люди переставали мыслить или, вернее, начинали "мыслить” точно в предписанных им рамках. Если бы в год смерти Сталина была внезапно объявлена полная свобода слова, едва ли великая страна сумела бы сказать что-нибудь значительное — было задавлено не только слово, но и мысль.

К счастью, сейчас мы наблюдаем начало обратного процесса. Одно из немногих русских слов, понятных всем без перевода, — это самиздат.

К пониманию необходимости свободы слова для всех меня привело сознание этой необходимости для меня, прежде всего как для писателя, ибо слово стало моей профессией и смыслом жизни. Но как только я начал отстаивать свое право на свободное слово, я стал получать один за другим трехлетние сроки заключения. Те самые трехлетние сроки, которые я тринадцатилетним мальчиком назначал за высказывание "неправильных мыслей".

Кажется очевидным, что свобода слова нужна писателям, журналистам — во всяком случае тем из них, кому есть что сказать, — ученым и вообще тем, кого в России называют интеллигенцией. Но можно думать, что для тех, кто занят повседневным и не связанным со словом трудом, кто озабочен мыслями о хлебе насущном, для тех свобода слова — роскошь, без которой можно обойтись и ради которой не стоит рисковать.

Казалось бы, во всяком случае в моей стране, подтверждения такому взгляду можно услышать на каждом шагу. "Живи и помалкивай" — девиз многих. "Сболтнул лишнее" — пренебрежительно говорят о том, кто сказал что-то неугодное властям.

Между тем мой опыт общения с народом убедил меня, что все это совершенно не так, что потребность высказаться и быть услышанным — одна из самых глубоких потребностей человека. Все невысказанные мысли, как и непроизнесенные проклятия, не разлагаются бесследно, а разрушают человеческую психику и деформируют сознание.

Общество, лишенное свободы слова, психически больное общество. Как психически больной человек может казаться нормальным, пока вы не заденете больные для него вопросы, так и подобное общество может казаться неискушенному взгляду здоровым. Но коснитесь запрещенных тем число их в моей стране достаточно велико, — и вы столкнетесь с патологической реакцией. Западное общество снижает значительную долю своего напряжения уже тем, что оно говорит о своих проблемах.

Статью о свободе слова я хотел бы закончить осторожной похвалой цензуре. Писателю и вместе с ним всему обществу необходимы преграды и преодоления преград, чтобы чувствовать себя реально свободным и осознавать ценность свободы. Трагично положение человека, который всю жизнь простоит перед наглухо закрытыми воротами; положение того, кто всю жизнь обречен ломиться в открытые ворота, — может стать комичным. Поэтому вопрос о свободе есть вопрос о ее пределах.

5 августа 1976,

Брабант

Статья была написана по просьбе Голландского объединения владельцев типографий и опубликована в их ежегодном сборнике за 1976 год, перепечатана в "Crossbow” (Великобритания) весной 1977 года.

…Благодарю Вас за экземпляры "Детектива и политики" с моим "Расследованием"…

Ваш перевод я считаю удачным, что же касается трактовки моего романа, которым редакция сопроводила его публикацию в качестве послесловия, то убедительной она мне не показалась. Странно, что никто до сих пор не понял истинных мотивов, которые заставили меня написать роман так, чтобы "разгадка загадки" отсутствовала.

Между тем все это легко объяснимо. Долгое время, читая книги, я сравнивал структуры детективных романов со структурами (ходом следствия, преступлений, судебных процессов) подобных происшествий или так называемых злодеяний и их расследованием в реальной действительности. Я уловил следующие закономерности: во-первых, процент обнаружения преступников в разных странах и по разным видам преступлений различен, но стопроцентных показателей не существовало никогда и нигде; во-вторых даже если преступник (преступники) предстает перед судом, никогда не бывает так, чтобы ста процентам подсудимых выносились приговоры со стопроцентной убежденностью, что ход преступления, а тем самым часто и идентификация преступника произведены безошибочно.

Взять хотя бы убийства выдающихся личностей, таких, как президент Кеннеди. Известно ведь, что и поныне не установлено, как же все это происходило, не существовало ли заговора и был ли только один преступник? То же самое можно сказать и относительно покушения на Папу. Несмотря на то, что Агджа был схвачен и судим, поговаривают, будто у него имелся сообщник или сообщники, а куда тянутся нити этого заговора тоже неизвестно, хотя был задействован мощный полицейский аппарат. Итак, подведу итог: структура всех романов часто (в почти ста процентах) детерминирована; в реальной же жизни царит еще больший детерминизм не в том смысле, что убил некто или никто, и убийство осуществил, например, дьявол или дух, но в том, что мы — люди, полиция, судьи мы не в силах восстановить весь ход происшедшего. Свидетели же всегда хотя бы отчасти недостоверны, так как обманчива сама человеческая способность наблюдать, как и человеческая память. Я уж не говорю о том, что "летающие тарелки" видели тысячи свидетелей, то есть были улики и свидетельские показания, но нет ни одного неопровержимого доказательства (например случая, когда такая "тарелка" разбилась бы, потерпев катастрофу, а после столь затянувшейся болтовни по этому поводу, которая длится более 35 лет, хотя бы однажды такое должно было бы с ней произойти, ибо безотказной техники нет и быть не может. Зато имеются целые библиотеки о "тарелках" и о доказательствах их приземления)…

Итак, мне хотелось написать роман, раскрывающий структуру происшествий, распутать которые полиция не может, а наука не в состоянии предложить большее, нежели решения чисто статистического свойства. Ведь и это типично для уровня современной науки, например, теории эволюции или теоретической физики. Появились даже так называемые Теории хаоса. Таким образом, нетрадиционное развитие событий в романе "Расследование" в мировоззренческом и реалистическом*смысле, как мрдель возможно считать даже более близким к действительности, чем те десятки тысяч романов и рассказов, в которых развитие событий происходит чисто рациональным образом, а мотивации преступников однозначны (если же автор не умеет их показать, то обычно использует версию безумия), а детективы и полиция тоже действуют чисто рационально, и в результате осечки никогда не бывает. Правда Эдгар Аллан По написал одну вещь (в данный момент не могу припомнить ее названия), в которой шла речь об исчезновении девушки, и там нет объяснения, кто ее убил и что вообще с ней произошло…