Джессика Гудман - Они хотят быть как мы [litres]

– Вот ты где. Я искал тебя после обеда. – Его пальцы скользят по моей груди, и сосок предательски твердеет даже под слоями одежды. Я вздрагиваю. – Мне очень жаль, что Роберт вел себя как последний говнюк. Но ты же знаешь, он такой, какой есть.

– Это не оправдание. – Я просто хочу забыться. Выкинуть из головы слова Роберта, тех девчонок из дискуссионного клуба и все, что происходит в стенах «Голд Кост». – Но было бы здорово, если бы ты вступился за меня.

– Ты совершенно права. – Генри откидывает голову назад. – Прости. В следующий раз, ладно? – Он наклоняется и быстро, почти целомудренно касается губами моего лба, прежде чем сменить тему. – Какие планы на вечер?

Я надеялась избежать этого, не хотелось лгать ему. Внутри меня разверзается пропасть, и усилием воли я заставляю себя не провалиться в нее. – Мне нужно сделать кое-что по дому.

– Серьезно? – Генри наклоняет голову набок. – Я думал, Джаред собирается к Тоферу. Одиннадцатиклассники устраивают супертурнир по пиво-понгу.

Черт. Я пытаюсь представить себе, как мой брат стоит за столом для пиво-понга, уставленным десятками красных стаканчиков, и пытается утопить маленький пластиковый шарик. Представить это уже не так трудно.

– Ну, это наши с мамой дела. Надо побыть наедине, понимаешь?

Он кивает.

– Вполне. Увидимся завтра?

Я с трудом сглатываю и выдавливаю из себя улыбку.

– Непременно.

В 7:59 вечера я стою перед апартаментами, где, судя по всему, проживает Рейчел Кэллоуэй. Всего в двух милях от шикарного лофта ее родителей в Трайбеке. Парадная дверь выглядит раздолбанной, как будто сюда можно заходить и без ключа. Из многочисленных баров, выстроившихся вдоль всей улицы, доносятся крики гуляк выходного дня, а из телефонной будки, которой, похоже, не пользовались с девяностых, тянет мочой. Вокруг полно людей, они смеются, курят, обнимаются, но никогда еще я не чувствовала себя так одиноко. Я плотнее запахиваю парку и вглядываюсь в щербатый домофон, пока не нахожу кнопку 6Е.

Жужжит вызов. Глубокий, мгновенно узнаваемый голос потрескивает в домофоне.

– Алло?

– Это Джилл Ньюман. – Внезапно нервный ком сдавливает горло. Не по-детски ли звучит мой писк? Чувствует ли она, как пот собирается между моими пальцами?

– Ты все-таки пришла, – говорит она. – Смотри под ноги, ступеньки чертовски крутые.

Замок открывается, как выкидной нож, и я толкаю дверь, за которой почти сразу начинается шаткая лестница, больше напоминающая пожарную. Рейчел не шутила.

Я взлетаю по ступенькам, ни на миг не сбавляя темп, опасаясь, что если остановлюсь, то уже навсегда. Наконец я достигаю верхней лестничной площадки, где меня поджидает Рейчел, прислонившись спиной к фиолетовому дверному косяку. Она босиком, в мешковатых джинсах с эффектом кислотной стирки и тонкой, почти прозрачной белой футболке. Волосы, волнистые и лохматые, небрежно обрамляют ее лицо. Она почему-то красивее, чем я помню ее в старших классах – живую и энергичную, с блестящими темными глазами и круглыми розовыми щеками. Мне хочется протянуть руку и дотронуться пальцем до ее подбородка, просто чтобы убедиться, что она настоящая.

– Джилл Ньюман, – медленно произносит она, склонив голову набок. Мне интересно, какой она меня находит. Выгляжу я старше или просто иначе. После случившегося она не появлялась в школе, чтобы увидеть, как все изменилось или осталось по-прежнему.

– Рейчел Кэллоуэй.

– Проходи. – Рейчел поворачивается и ведет меня в свою квартиру. Пространство настолько крошечное, что можно все разглядеть прямо с порога. Вдоль кирпичной стены громоздятся стопки книг, темно-бордовый диван середины века, накрытый толстыми шерстяными одеялами, сдвинут в сторону. Стены голые, если не считать огромной акварельной картины с яркими абстрактными цветами, прикрепленной к штукатурке вместе с эскизами. Это похоже на незаконченный арт-проект. Лиственные растения в кашпо из макраме подвешены по обе стороны дивана.

– Добро пожаловать в реальный мир, – говорит она с улыбкой. – Хочешь чаю?

Я киваю и следую за Рейчел на кухню, которая на самом деле представляет собой узкий коридор, где помещаются и плита, и холодильник.

Она кладет мед в две керамические кружки, расписанные контурами соблазнительных женских тел. Соски грудей – просто розовые точки.

– Мило, – отмечаю я.

– Спасибо. Их сделала моя девушка.

Я пытаюсь скрыть свое удивление, но Рейчел смеется.

– Да уж, звучит странно. Перестала скрывать это несколько лет назад, – продолжает она. – Думаю, никто из «Голд Кост» пока не знает. – Она делает паузу. – Мою любимую зовут Фрида. Она – программист. Живет в соседнем квартале.

– Круто, – говорю я. И не лукавлю. Они с Адамом, казалось, не подходили друг другу. Понятное дело, я так думала.

– Рада тебя видеть.

– Я тебя тоже. – Что еще можно сказать? Стоя перед Рейчел, я ловлю себя на том, что тоскую по прошлому, по месяцам, предшествовавшим смерти Шайлы и нашему посвящению. Я хочу зарыться в те недели, когда мы все были единым целым. Даже когда это походило на пытку, когда нас толкали к самому краю и я думала, что взорвусь от адреналина и страха, я знала, надеялась, что оно того стоит. Мы держались за нить, которая всегда грозила разорваться.

Свистит ярко-желтый чайник, и Рейчел отворачивается. Когда она разливает кипяток по кружкам, я замечаю едва различимые белесые шрамы, покрывающие тыльную сторону ее предплечий и загривок. Некоторые из них тонкие, как будто кто-то провел по коже швейной иглой, а другие – толстые и выпуклые, пугающие.

Она поворачивается, перехватывая мой взгляд.

– Ах, это, – тихо произносит она. – После всего случившегося у меня был плохой год. Могло быть и хуже.

Мне никогда не приходило в голову, что Рейчел тоже страдает, что она стала жертвой того, что совершил или не совершил Грэм. Думаю, ее единственным преступлением была верность. Заплатить пришлось и за это.

– Пойдем. – Она поднимает дымящиеся кружки и проходит мимо меня к дивану. – Давай покончим с этим.

Подушки прогибаются под нашим весом, и я жду, когда она заговорит. Мне не хочется быть первой, кто заполнит тишину. Проходят секунды, может и целая минута, прежде чем Рейчел снова встает, сплетая пальцы рук.

– Я сейчас, – бросает она.

Рейчел скрывается за дверью спальни, и я слышу шорох бумаг и легкое шарканье ног. Наконец она появляется, держа в руках пухлый конверт – старомодный, из плотной бумаги, с застежкой в виде картонных кружочков, связанных вместе тоненьким красным шнурком.

– Открой это. – Она протягивает мне конверт.

Я разматываю шнурок и вытаскиваю стопку неровных листков бумаги. С виду – целая куча всякого хлама. Рейчел молчит. Я откладываю конверт в сторону и беру в руки первый документ. Табель успеваемости Грэма за девятый класс. Средний балл – 87. Хорошо, что он мог обойтись без стипендии. Следующая реликвия представляет собой кусок толстого картона с наклеенной глянцевой фотографией Шайлы и Грэма. Оба широко улыбаются. Он обнимает ее за плечи, а она склоняет к нему голову. Сверкают их белые зубы, темно-синие блейзеры с эмблемой «Голд Кост» идеально отглажены. Ни пятен травы, ни случайных крошек. Я смотрю в их глаза и содрогаюсь, роняя остальные бумаги на пол.