Юлиан Семенов - Детектив и политика. Выпуск №4 (1989)

И тот и другой, как они предвидели, положили свою жизнь за императора. Генерал Татищев говорил мне однажды в Тобольске: "Я знаю, что мне не придется уйти живым. Я прошу только об одном: чтобы меня не разлучали с императором и чтобы мне дали возможность умереть с ним". Он не получил даже и этого высшего утешения.

Графиня Гендрикова и m-lle Шнейдер были увезены из Екатеринбурга спустя несколько дней после убийства царского семейства и отправлены были в Пермь, где и были расстреляны в ночь с 3 на 4 сентября 1918 года. Тела их были отысканы и опознаны в мае 1919 года.

Что касается Нагорного (матроса, состоявшего при Алексее Николаевиче) и лакея, Ивана Седнева, — они оба были убиты в окрестностях Екатеринбурга в начале июня 1918 года. Спустя два месяца их тела были найдены на том месте, где они были убиты.

Все эти люди, начиная от генерала и до простого матроса, не колебались пожертвовать своею жизнью и смело шли навстречу смерти. Для этого скромного матроса, украинского мужика, достаточно было сказать только одно слово, чтобы быть спасенным ОТ смерти. Он должен был только отречься от своего императора. Этого слова он не произнес.

Давно уже они с чувством простой и пылкой души пожертвовали свою жизнь тем, кого они любили и которые, как они знали, создали вокруг себя такую привязанность, такое проявление мужества и самоотвержения.

5 р. 90 К.

ISSN 0235 — 6686

Читайте в первом выпуске 1990 года:

Андрей САЛОМАТОВ

Девушка в белом с огромной собакой

Иэн ФЛЕМИНГ

"Только для личного ознакомления

Мартин Круз СМИТ

Парк Горького

Михаил ЛЮБИМОВ

Легенда о легенде (шпионский бурлеск)

Согласно Библии, по дороге в Дамаск будущему апостолу Павлу было явление Иисуса Христа, после чего он обратился в христианство. (Здесь и далее — прим. пер.)

Асанья, Мануэль (1880–1940) — президент Испанской Республики в 1936 1939 гг.

Роман Бенито Переса Гальдоса (1843–1920), испанского писателя.

Известный американский киноактер (1896–1966).

Организация испанских троцкистов, входившая в IV Интернационал.

Окончание. Начало см. "ДиП" № 3.

По доверенности ( лат .).

Наоборот ( фр .).

Двойная ошибка ( лат .).

Слова ( лат .).

Нельзя множить суть до бесконечности ( лат .).

Здесь и далее — прим. автора.

Комментарии переводчика см. в конце.

Это краткое заявление красноречиво свидетельствует о происхождении и уровне большинства "осведомителей". "Кругами", способными в то время заподозрить, что исчезновение Майораны — результат "угрожающих интересам нации" шпионских интриг, могли быть лишь самые мелкие чиновники, привратники, лавочники, но никак не физики, не дипломаты, не высшие военные или министерские чины. Весьма вероятно, что такое подозрение возникло после того, как о случившемся сообщил еженедельник "Доменика дель Коррьере", и именно у его читателей. (Здесь и далее — прим. автора.)

На то, что Ферми не поднял руку в римском приветствии, а просто протянул ее королю Швеции, итальянские газеты откликнулись язвительными комментариями. Тому, кто не жил при фашизме, трудно вообразить, какие беды мог навлечь на себя человек, по рассеянности вместо римского приветствия пожавший другому руку. В той же комедии 'Рафаэль" есть эпизод, из которого видно, какими мучительными, неразрешимыми проблемами была чревата отмена рукопожатия:

— Простите, федерале (руководитель местной организации фашистской партии. — Прим, пер.), если король, как ожидается, приедет в наш городок и протянет мне руку, что мне делать?

— Протянет вам руку? Да, тут есть над чем подумать… Если он протянет вам руку… Подойдите сюда! Предположим, я король.

— А я кто? Это я чтобы знать, как себя вести…

— Вы — тот, кто вы есть на самом деле — политический секретарь. Как вас зовут?

— Горгони.

— Политический секретарь Горгони! Приветствуйте меня! Приветствуйте, говорю.

— Салют королю!

— Нет, нет, нет… Вы должны сказать: "Салют дуче!"

— Но вы же король.

— Вас это не должно волновать! Вы говорите: "Салют дуче!"

— Ладно, так и скажу.

— Не опускайте руку! Я вам протягиваю свою… Нет, нет, нет! Поменяемся ролями. Я — это вы. Я — политический секретарь Горгони. Смотрите на меня внимательно. А вы — король… Нет, вы слишком высокий. Садитесь! Подойдите вы, Скармакка. Вы — король. Нет, король я. А вы — политический секретарь Горгони.

— Почему это я — Горгони? Я хочу быть перед королем самим собой.

— Хорошо, вы это вы. Поднимите руку! Я протягиваю вам свою вот так. Вы поднимаете руку еще выше.

— А если король, избави бог, подумает, что я не хочу пожать ему руку из гордости, и обидится?

— Его величество никогда не думает… В общем, все это ерунда, такого никогда не случится. Садитесь! Как можно спрашивать такие глупости?

О раннем развитии Майораны много говорилось в статьях, публиковавшихся в последние годы в газетах, еженедельниках и журналах. Об этом же пишет Амальди в "Биографическом очерке", на который мы часто ссылаемся (он входит в изданную в 1966 г. в Риме Национальной академией ден Линчен книгу "Жизнь и деятельность Этторе Майораны"). Если других детей заставляли читать стихи пришедшим в гости родственникам и друзьям — в то время, как правило, "Непоседу Терезу", то Этторе приходилось решать арифметические примеры — перемножать трехзначные числа, извлекать квадратные и кубические корни. Это в три-четыре года, когда он и прочесть-то числа не умел! "Если ему задавали пример, маленький Этторе, словно желая уединиться, залезал под стол и оттуда через несколько секунд отвечал". Под стол — чтобы сосредоточиться и еще потому, что, как все вынужденные выступать перед публикой дети, он стеснялся. И возможно, его чрезмерная застенчивость, мешавшая ему, уже взрослому, делиться результатами своих исследований, — отголосок той детской стеснительности.

В биографии и творчестве Стендаля есть и множество иных признаков. Назовем наугад лишь некоторые.

Уже в ранней юности Стендаль знает, что он — тот писатель, каким станет. Его поведение следовало бы расценить как типичную манию величия на грани бреда, не будь оно обусловлено тем, что он напишет позже. Он прекрасно знает: ему есть что сказать. И намеренно, сознательно теряет время — хоть и не знает точно почему, хоть и считает: причина в том, что сказать ему надо слишком много (1804 г., Journal: "J'ai trop a ecrire, c'est pourquoi je n'ecris rien". — "Дневник": "Я должен написать слишком много и потому не пишу ничего" — фр). Графомания более поздних лет для Стендаля — своеобразный способ рассеять как можно шире в пространстве свою жизнь, временная протяженность которой, опасается он, будет невелика, — оставляя "следы жизни" на всем, что попадается под руку (из вещей "фонда Буччи", хранящихся ныне alia Sormani в Милане, особенно трогательна пудреница или табакерка, изнутри вся покрытая текстом). Стендалевская же тайнопись — способ обнаружить эти следы, загадочностью и непонятностью создать впечатление их значительности и возбудить к ним интерес. Графомания и тайнопись характерны соответственно для детства и отрочества — когда письмо открывают для себя впервые и когда, с началом внутренней жизни, его изобретают заново. Ребенок пишет везде, где может. Подросток же всегда старается выдумать "тайный" способ письма.