Юлиан Семенов - Детектив и политика. Выпуск №4 (1989)

С войной разобрались. Четыре звезды Героя Советского Союза украсили широкую грудь, к ним присоединился высший воинский орден — "Победа", которого удостаивались виднейшие наши стратеги за ключевые битвы. А вот генералиссимуса "бровеносец" не дождался, так и ушел маршалом.

Но до того, как он нас осиротил, Леонид Ильич руками известного писателя создал новый шедевр — "Возрождение". Оказывается, послевоенным ренессансом мы обязаны тоже ему.

А из третьего тома все узнали, что и целина подарена стране им же. А мы-то думали, что идея освоения целинных земель принадлежала Хрущеву, а возглавил работу Первый секретарь ЦК Компартии Казахстана П.К. Пономаренко. Во вторых секретарях ходил при нем малоизвестный Брежнев. Ан ничего подобного: и придумал, и осуществил историческое дело державшийся в тени — из скромности — Брежнев. Последняя часть мемуарной трилогии появилась, когда "трудяга" уж вовсе ничего не делал, только собирал автомобили заграничных марок да изредка косноязычия на торжественных собраниях. И вся эта фантасмагория творилась на глазах 280-миллионного народа с бесстыдством стриптиза.

Десятки, сотни услужливых перьев стали заново переписывать историю Отечественной войны и послевоенное восстановление "под Брежнева". Конечно, не забывали и Сталина (когда творится глобальная ложь, без Сталина не обойтись), но хорош бы тот был, если б Брежнев не решил на Малой земле исхода войны и если б не вырвал страну из послевоенной разрухи.

В антиутопии Оруэлла "1984" изображено учреждение, основная забота которого — изо дня в день пересоздавать недавнее прошлое. Большой штат сотрудников "Министерства правды" просматривает старые газеты, вырезает из них то, что не годится с точки зрения сегодняшнего дня, и заменяет другим — годным. И так без конца в зависимости от того, что сегодня требуется главе страны — Большому брату. Самое печальное, что это не карикатура — так оно и было у нас совсем недавно. И горькой правдой звучали слова Б. Пастернака: в Советском Союзе нет действительности.

Мы коснулись состояния исторической науки (если этот термин вообще применим к волюнтаристским упражнениям на исторические темы) при Сталине и Брежневе, но как-то упустили время хрущевской оттепели. К сожалению, сделав очень много для страны — разоблачив культ личности, ликвидировав лагеря, вернув доброе имя сотням тысяч безвинно осужденных, сделав спокойными наши страшные, исполненные гибельного ожидания ночи, убрав железный занавес, дав груди свежего воздуха, — Н С. Хрущев считал и культуру и гуманитарные науки делом второстепенным, как и охрану природы. Сперва построим коммунизм, а потом будем думать о природе, культуре и прочих интеллигентских штучках. Умный и талантливый самородок, он не любил интеллигенцию, искренне не понимая, кому нужна эта болтливая, утомительная и беспокойная прослойка, — что в конечном счете его и погубило Все скоропалительные, противоречивые, не опирающиеся на знания и анализ решения ничуть не улучшили ни промышленности, ни сельского хозяйства, не подняли жизненного уровня, только испортили характер самого Хрущева. Страна, едва тронувшись с места, снова зашла в тупик. И какое ему было дело до истории, он смотрел не назад, а вперед. Ему очень при коммунизме пожить хотелось, он назначил его практически на тот самый 1984 год, о котором писал Оруэлл. До коммунизма Хрущев не дожил, мы пока — тоже.

Но если при Сталине со "стекол вечности" почти смыло декабристов и начисто — народовольцев (беспощадный и трусоватый тиран ненавидел бунтовщиков, а тем паче цареубийц — дурной пример заразителен), то сейчас вспомнили о героях Сенатской площади, о Кибальчиче, Софье Перовской, о многих других полузабытых исторических фигурах.

В годы застоя, как мы называем послехрущевское двадцатилетие, историческая мысль спала, но какие-то нечистые игры с историей продолжались. Частично реабилитировали Сталина, прежде всего как полководца, и начисто вычеркнули из русской истории Н.С. Хрущева, сделавшего столько доброго для страны.

Как всегда, в авангарде почти заглохшей исторической мысли шла литература. В своем многотомном романе "Война" писатель Иван Стаднюк на все лады восхваляет Сталина-военачальника. Ни уничтожение талантливой военной верхушки, ни растерянность первых месяцев, подарившая немцам половину европейской части России (не мог поверить советский лидер в предательство своего друга Гитлера) — ничто не омрачает светлый образ в глазах тех, кто не хочет видеть правду.

За литераторами двинулись ученые. Военные историки вновь усердно принялись кадить Сталину. У них появился такой сильный козырь, как мемуары маршала Г.К. Жукова. Лишь теперь, когда истина стала выходить наружу, мы узнали, как давили на старого маршала, чтобы привести его воспоминания в соответствие с "духом времени". Отсюда и смехотворная фраза из анекдота о необходимости посоветоваться — ему, Жукову! — с безвестным политотдельцем Брежневым, отсюда и расшаркивание перед Сталиным. В частных беседах — но каким-то образом это попало в печать — маршал Рокоссовский говорил о Сталине: "Вы думаете, мы слушались этого недоучившегося попа? Мы делали вид, что подчиняемся, а поступали по-своему".

Подхватили ученые и другую идейку, зародившуюся опять-таки у беллетристов: две трети страны находятся в Азии, следовательно, Россия азиатская, а не европейская страна. И Петр I напрасно прорубил окно в Европу, нам там делать нечего. Литературным печенегам там действительно делать нечего, к европейской культуре они никакого отношения не имеют. Поскольку эта теория не получила официальной поддержки, она существует подспудно. На Петра нападают, но до "разоблачения" царя-реформатора (не нужны России реформы, посягающие на ее самобытность и азиатскую суть) дело еще не дошло.

В период застоя, безвременья, активной фальсификации подвергалась в основном советская история, преимущественно с дней Отечественной войны, ибо при всем желании нельзя было связать Брежнева ни с революцией, ни с гражданской войной. Русская же история стала вроде бы вообще не нужна. Несформулированным правилом этого тусклого времени было: не надо глядеть назад, не надо глядеть вперед, лучше — себе под ноги, тогда не споткнешься.

Но и в эпоху "волюнтаризма" (так окрестили хрущевские дни, когда загнанному народу все-таки выпала передышка), и в эпоху "застоя" (против этого термина нечего возразить) появлялись изредка труды, пытающиеся вернуть историю к объективной правде. Вышла книга об Иване Грозном, где осторожно, но определенно утверждалось, что царь не был выдающимся гуманистом своего времени и что опричнина принесла больше вреда, нежели пользы. Вышла книга о "Смутном времени", удостоверившая, что такое время все-таки было в русской истории и главный виновник тому — Грозный. Робость этих трудов коренилась в том, что образ Ивана Васильевича нерасторжимо сросся с образом Иосифа Виссарионовича, а с последним надо держать ухо востро. Он обнаружил удивительную способность к воскресению из мертвых. Упокоенный, казалось бы, навеки на XX и XXII съездах партии, он вновь возник застойной порой, если не в прежней красе, то в достаточно импозантном виде. Даже гласность, сказавшая всю (или почти всю) правду о его кровавых злодеяниях, не задвинула гробовой доски. Напротив, с освеженной силой зазвучали голоса: "При Сталине был порядок!" Да, порядок застенка, тюрьмы, кладбища. А еще талдычат: "При нем построили Магнитку, Днепрогэс". Неужели людям в голову не приходит, что другие страны тоже строили свои Магнитки и Днепрогэсы, причем нередко более масштабные и мощные, но не оплачивали их потоками крови. Зачем далеко ходить: сегодняшняя Япония, побежденная, оглушенная ядерными взрывами, вышла по индустрии на первое место в мире, не оплатив ошеломляющего успеха ни одним убиенным.