Андрей Воронин - Инструктор. Отчаянный воин

Медэксперт вскинула руку:

— До скорой…

— Может, тебя подвезти? — предложил Забродов.

— Нет, Илларион Константинович, — вежливо отказалась Крутикова, — мне еще тут неподалеку по одному делу забежать надо.

Забродов вздохнул:

— Жаль!

— В следующий раз, — улыбнувшись, пообещала симпатичная женщина и, еще раз махнув на прощание рукой, пошла в направлении американского посольства.

Илларион Константинович посмотрел ей вслед и отметил про себя, что внешностью Раиса — вылитая покойная мать, а вот характером вся в отца…

По дороге в музей Илларион Константинович заехал в мастерскую и сдал ноутбук в починку. Компьютерщики пообещали разобраться с аппаратом в течение недели, но, когда Забродов похрустел в кошельке зелеными купюрами, заверили седовласого клиента, что он может забрать свой ноутбук завтра с утра.

— Вот она, жизнь, — грустно усмехнувшись, прошептал офицер, — теперь доллар дороже человеческой совести! А кто виноват? — тут же задал непростой и каверзный вопрос сам себе полковник.

На этот вопрос, разумеется, однозначно ответить нельзя было, и Забродов, чтобы не травмировать свою психику, принялся заново прокручивать план дальнейших действий.

— Так, шприц в надежных руках, теперь надо встретиться с Димой Власовым и поговорить с ним.

Илларион Константинович закурил сигарету и задумался: «Может, не стоит торопиться? Сначала посетим музей, встретимся с полковником Мальковым, услышим, что он мне начирикает, а потом…»

Полковник ГРУ в отставке выбросил окурок через приспущенное боковое стекло и грустно усмехнулся:

— А потом — суп с котом!

До намеченного объекта пенсионер домчался за пятнадцать минут. Купив билет в кассе, Забродов поднялся на верхний этаж. В залах музея было немноголюдно, в основном по ним бродили приезжие гости столицы, которые расширяли свой культурный кругозор.

Пожилые смотрительницы скучали на стульях, бросая иногда на редких посетителей безразличные взгляды.

Илларион Константинович направился в тот зал, где находилась картина, о которой они с Иваном Павловцом говорили незадолго до его смерти, но в зале, где были выставлены странные работы Аташинго, Забродова окликнули.

— Илларион Константинович, ты уже здесь? — удивленно воскликнул Самусенков.

Забродов обернулся.

— Как видишь, Александр Иванович, — ответил полковник и, видя нервное возбуждение высокого худощавого художника, спросил: — Ну, что здесь новенького?

Александр Иванович, опасливо оглядевшись по сторонам, схватился руками за голову.

— Бардак, Илларион Константинович! — тихо прошептал он.

Забродов удивленно нахмурил брови.

— А с виду все спокойно и даже, я бы сказал, слишком спокойно, — возразил он.

— Это только для посетителей, Илларион Константинович, все спокойно и красиво, — сказал Самусенков, — а что творится в самом музее, тебе и не пересказать.

Забродов с интересом посмотрел на возбужденного визави:

— И что такого творится?

Самусенков махнул рукой и, еще раз с опаской посмотрев по сторонам, наклонился к уху седовласого собеседника.

— Оказывается, что пропали некоторые ценные картины, вернее сказать — сгорели в реставраторской мастерской, — сообщил он.

Илларион Константинович удивленно вскинул брови, хотя, по правде сказать, такой поворот событий для него новостью не стал.

— А как в реставраторской мастерской оказались сии ценные картины? — спросил он.

— Как-как… — протяжно вздохнув, произнес Самусенков. — По указанию директора музея Варенцова. Их нужно было всесторонне осмотреть и принять решение, какие из них в первую очередь реставрировать.

Седовласый разведчик с интересом посмотрел на своего информатора:

— А кому Варенцов приказал заняться осмотром?

— Ивану Павловцу, — слегка смутившись, ответил Александр Иванович.

Забродов удивленно хмыкнул:

— А тебе?

Самусенков нервно передернул плечами и шмыгнул курносым носом:

— Нет!

— Странно, почему нет? — задал вопрос Забродов. — Ты же ведь тоже реставратор?

Самусенков сглотнул слюну и растерянно развел руками:

— Наверное, не успел…

Илларион Константинович сделал вид, что поверил курносому художнику-реставратору, и похлопал собеседника по плечу.

— Наверное, замотался Варенцов, — произнес он.

Самусенков тряхнул головой:

— Скорее всего.

Илларион Константинович, взяв под руку художника, подвел его к залу, где находилась интересовавшая его картина, и неожиданно спросил:

— Саша, а ты откуда знаешь, что Варенцов приказал Павловцу заняться картинами?

Александр Иванович, покосившись на седого полковника, спокойно ответил:

— Так Белявский Анатолий Алексеевич, заместитель Варенцова, говорил о том.

Забродов пристально взглянул на художника:

— Белявский?

— Да.

Полковник кивнул коротко:

— Ну, тогда понятно…

Что было понятно седовласому инструктору спецназа ГРУ, Александр Иванович не уловил, потому что Забродов вдруг замолчал и уставился в то место на стене, на котором вместо картины красовалось светлое пятно.

— Илларион Константинович, что с тобой? — заволновался курносый художник-реставратор, видя, что его седовласый знакомый остановился как вкопанный и бледнеет на глазах.

Илларион Константинович перевел взгляд на Александра Самусенкова.

— Тут, как мне помнится, висела картина, — тихо сказал Забродов.

Художник недовольно хмыкнул:

— Так тебе уже говорил, Илларион Константинович, что сгорело несколько ценных произведений в нашей реставрационной мастерской, и картина Гагарина в их числе.

Пенсионер взял себя в руки и уже более бодрым голосом произнес:

— А как она оказалась в мастерской?

Александр Иванович удивленно и немного раздраженно взглянул на Забродова.

— Константинович, что с тобой, не выспался? — недовольно спросил он.

Забродов смущенно почесал затылок:

— Есть немного…

— А я-то думаю, что ты все переспрашиваешь… — рассмеялся художник-реставратор.

Однако пенсионер повторил свой странный вопрос:

— Так как она оказалась в мастерской?

Самусенков на сей раз машинально ответил спутнику:

— Отправили на реставрацию.

Илларион Константинович изобразил на своем лице недоумение:

— Зачем?

Александр Иванович в свою очередь недоуменно посмотрел на полковника:

— Как это «зачем»?

— Так ведь картина уже реставрировалась, — пояснил Забродов. — Мне об этом сам Иван говорил, — солгал он.

Курносый художник чуть заметно порозовел.

— А я почем знаю, Илларион Константинович, — неуверенно хмыкнул он, — в нашей работе случается, что нужно где-то что-то подправить, доделать…