Тана Френч - Искатель [litres]

– Постой-ка, – говорит Март, осененный мыслью, и косматые брови его взмывают, – так вот что с тобой стряслось, а? Лена тебя тюкнула пару раз? Я б решил, у ней будь здоров хук справа. Фетиш ейный такой, что ли?

– Нет! Иисусе, Март. Я просто упал с крыши.

– Дай-ка погляжу на тебя, – говорит Март. Подается вперед и рассматривает нос Кела под разными углами. – Я б сказал, он у тебя сломан.

– Я б тоже. Но нет, прямой. Ну или не кривее прежнего. Заживет.

– Уж пусть. Нельзя тебе красоту терять – а сейчас и подавно. А с рукой что? Ее тоже сломал?

– Не. Ключица, думаю, треснула. И коленкой приложился хорошо.

– Могло, конечно, и хуже быть, – философски изрекает Март. – Знаю я одного мужика из-под Баллимота, тот свалился с крыши, один в один как ты, да шею себе сломал. До сих пор в инвалидной коляске. Хозяйка евойная жопу ему подтирает. Тебе еще повезло. У врача был?

– Не, – отвечает Кел. – Ничего они мне толком тут не сделают, скажут только, чтоб отдохнул, а это я сам себе скажу бесплатно.

– Или Лена, – замечает Март, по лицу опять расползается ехидная улыбка. – Ей не понравится, если ты неисправный будешь. Лучше отдыхай и занимайся своим, чтоб опять быть на коне.

– Хосспидя, Март, – говорит Кел, давясь ухмылкой и заинтересованно глядя на свою ногу, пинающую ножку стула, – брось ты.

Под стулом лежит полотенце, закаменевшее от крови. Подняв взгляд, он вперяется в глаза Марту. Видит, как Март размышляет, не сказать ли, что у него кровь носом пошла, затем подумывает о неведомом прохожем, забредшем к нему в дом с таинственной раной. В конце концов не говорит ничего.

– Ну что, – произносит Кел после долгого молчания. – Вот же идиотом-то я себя чувствую.

– Ой, да нет, – великодушно успокаивает его Март. Наклоняется, подбирает полотенце, опираясь на спинку стула и кряхтя, неторопливо топает через всю кухню, кладет полотенце в стиральную машинку. – Незачем. Ну откуда ж тебе знать здешние ходы-выходы, ты ж чужак. – Закрывает дверцу стиральной машинки, смотрит на Кела. – Но теперь-то знаешь.

Кел говорит:

– Расскажешь, что случилось?

– Отцепись, – бережно и решительно говорит Март тем самым голосом, каким Кел сотню раз сообщал подозреваемым, что они дошли до конца, туда, где выбора не остается, где нет больше ни пути, ни борьбы. – Ступай домой к ребенку и скажи ей, чтоб отцепилась. Больше ничего тебе делать не надо.

– Она хочет знать, где ее брат.

– Тогда скажи ей, что он сгинул да похоронен. Или скажи, что утек, если тебе так больше нравится. Что угодно, лишь бы отцепилась.

– Я пробовал. Она хочет знать точно. Вот как у нее. Не отступится. – Март вздыхает. Наливает в лоток машинки моющее средство, включает. – Если ей этого не дать, она продолжит, пока тебе не придется ее убить. Ей тринадцать лет.

– Святый боже, – осуждающе говорит Март, глядя через плечо, – экие темные у тебя мысли все же. Никто не собирался никого убивать.

– А Брендана?

– Его тоже никто убивать не собирался. Сядь ты уже, Миляга Джим, у меня с тебя все зудит.

Кел усаживается за кухонный стол. В доме студено и пахнет сыростью. Медленно и ритмично работает стиральная машинка. Дождь безостановочно струится по стеклам.

Чайник закипел. Март наливает воду в далека, помешивает пакетики ложкой. Ставит кружки и заварник, достает молоко и сахар, затем опускается на стул, сустав за суставом, и наливает чай.

– Брендан Редди пер в том направлении сам, – говорит Март, – шустрее, чем бегом. Если б не мы, так кто другой бы.

– Пи-Джей заметил, что у него ангидрид сливают, – говорит Кел. – Так? – От прогулки к Марту у него в колене разыгрался зверский пульс. Он чувствует тяжесть тусклого гнева: угораздило же заниматься этим именно сегодня, когда ловкости управиться с этим никакой.

Март качает головой. С натугой приподнимается с одного бока, вытаскивает из кармана штанов табак.

– Ай, господи, нет. Пи-Джей ни при чем тут, уж конечно. Не то чтоб он был на голову невезучий или как-то, но подозрительности в нем ноль. Никакой такой дури не заподозрил бы ни в жисть. Я б решил, что для начала Брендан потому его ферму и выбрал. – Март расправляет на столе бумажку и начинает прилежно выкладывать на нее табак. – Нет. Пи-Джею доложили.

– Дони.

Судя по всему, Кела здесь за дурачка держали все подряд, даже этот дурачок Дони. Надо было увидеть это с ходу, еще в угаре телесной вони и дыма у Дони в спальне. Понимает он и как дублинские ребятки узнали, что Брендана подставили. Дони хорошо соображает в законах передряг, чтобы устраивать их другим, когда необходимо.

– Он и есть. Дони с Бренданом не ладили никогда, даже мальчишками; я б решил, он прямо-таки схватился за возможность насолить Брендану. Да только ибучий идиёт пошел да сказал Пи-Джею, а не мне, как надо было б, случись у него мозгов побольше, чем у ишака. А Пи-Джей-то попросту вызвонил Гарду.

– А что тут такого? – спрашивает Кел, давая Марту повод поспорить. – Я б тоже так.

– Я против Гарды ничего не имею, – говорит Март, – когда они по делу, но какая от них польза в этих раскладах, я не видел. Нам и так бардака хватает, еще и они чтоб тут шастали по округе, задавали вопросы да арестовывали кого ни попадя. – Он скручивает тощую папироску, прищуривается, чтоб получилась ровная. – Удачно, что приезжать они не спешили. Времени хватило, чтоб Пи-Джей пришел и сообщил мне новости, а я ему смог втолковать, что к чему. Мы с Пи-Джеем отправили Гарду восвояси, а я позвал других ребят – из тех, кто живет поодиночке, кому не надо ни у кого отпрашиваться, – покамест вернуть Пи-Джеев ангидрид. – Вскидывает бровь, глядя на Кела поверх самокрутки, лижет краешек бумаги. – Ты знаешь, где это, ну.

– Ага, – отвечает Кел. Интересно, кто следил за ними с Трей на той горной тропе.

– Нашли они там еще и прорву судафеда, и прорву батареек. Не диво. Заодно и это все с собой забрали. Если простынешь этой зимой, Миляга Джим, или будильник тебя подведет, дай знать – я все тебе улажу в лучшем виде.

Кел уже давно усвоил, как распознавать, когда говорить ничего не надо. Греет руки чашкой, попивает чай, слушает.

– Ты учти, – говорит Март, уставив на него самокрутку, – я Дони на слово не поверил ни разу. Он, может, сам тот ангидрид сливал, но что-то там пошло через жопу, и он решил не упускать возможности, чтоб поднасрать Брендану. Но я знаю одного парнягу, у него окна на дорогу к тому старому дому; он присматривал. И само собой, аккурат перед тем, как объявилась Гарда, Брендан-то Редди подхватился да побежал по той дороге в жуткой спешке. Тут-то мы и узнали наверняка.

Щелкает зажигалкой и праздно, приятственно затягивается папиросой, отвертывает голову, чтоб выдуть дым подальше от Кела.

– Брендан потом несколько дней не отсвечивал, – продолжает Март. – Прикидывал небось варианты. А мы за ним посматривали. Понятно, взаперти он вечно торчать не мог: дружки евойные из Дублина уж всяко пожелали бы с ним словом перемолвиться. Нам-то с ребятками что, но мы хотели свое слово ему сперва сказать, чтоб юный Брендан соображал, на чем стоит. Мы ему услугу оказать хотели – чтоб никаких глупых обязательств перед дублинскими пацанчиками на себя не брал. Когда он в тот домик опять собрался, мы его там встретили.