Александр Ярушкин - Рикошет

Разбираю папки с бумагами. Месяц назад сбросала их в сейф, и теперь на полках хаос. А тогда… Тогда мне нужно было сделать кучу дел:

1. Забежать к Маринке за шикарными итальянскими солнцезащитными очками;

2. Заскочить к Люське. В прошлом году она привезла из Москвы потрясный купальник. Два часа в ГУМе за ним давилась. Думала похудеть — взяла на два размера меньше, а получилось наоборот. Вот и пожертвовала мне;

3. Попасть в парикмахерскую;

4. Решить, какие тряпки могут понадобиться;

5. Выслушать последние мамины наставления о том, как следует вести себя в незнакомом обществе молодой незамужней девице, с кем дружить, как загорать, что есть, чтобы поправиться и стать похожей на человека, что пить и в каких количествах;

6. Позвонить Толику. Утешить, что замуж не выйду, и он со своими восьмиклассниками может спокойно готовить школу к новому учебному году и ждать моего возвращения…

Разложив все по полочкам, закрываю сейф. С тоской смотрю на стол. Мария Васильевна могла бы и вытереть его перед моим появлением из отпуска. Нахожу засохшую, твердую как камень тряпку и, плеснув на стол воды из позеленевшего графина, отмачиваю ее в лужице. Отжав над урной, начинаю ровными кругами протирать столешницу. Добиваюсь идеальной чистоты, опускаюсь на стул и поднимаю трубку телефона.

Раздается голос шефа:

— Прокурор Ковров.

Вежливо здороваюсь и слышу, как он усмехается:

— Лариса Михайловна, кажется, мы сегодня виделись… — Он делает паузу. Должно быть, смотрит на часы. Потом добавляет: — Сорок минут назад.

— Сорок пять, — уточняю я и жалуюсь, что не знаю, куда приложить восстановленные за время очередного отпуска силы; обижаюсь, что обо мне забыли; плачусь, что и заняться-то нечем — ни одного дела в производстве.

— Дело для тебя уже готово, — успокаивает Павел Петрович. — Зайди… через четверть часа.

Кабинет шефа небольшой, сумрачный. Солнечный свет с трудом пробивается сквозь пропыленную листву старых, по-городскому корявых тополей. Поэтому под высоким потолком постоянно горит раскидистая пятирожковая люстра. Форточка открыта, но запах табака не выветривается, впитался в стены.

Павел Петрович делает приглашающий жест. Как благовоспитанная девица, придерживаю воображаемую юбку и сажусь. Шеф неодобрительно косится на мои джинсы.

Он у нас только с виду суровый, а в сущности — хороший и добрый. Когда я пришла в прокуратуру после окончания института, ужасно его боялась. Прямо тряслась от страха, если вызывал. Павел Петрович заметил это и стал подолгу беседовать со мной. Расспрашивал о жизни, о родителях, о друзьях. Пригласил домой на чай. Жена у шефа оказалась прекрасной женщиной. Очень любит своего Пашечку. Когда она так назвала шефа, я смутилась, а шеф еще больше. После этого визита мое отношение к прокурору изменилось.

Павел Петрович кладет ладонь на картонные корочки уголовного дела. Пытаюсь разобрать, что там написано, но читать вверх ногами неразборчивую надпись весьма непросто. Кашлянув, Павел Петрович говорит:

— Если откровенно… Не хотел сразу наваливать на тебя такое дело…

Нечего сказать, начало многообещающее. Я заинтригована. Однако внешне — само спокойствие.

— Но больше некому, — продолжает он. — Селиванов совсем зашился с взяточниками из треста «Огнеупор». Валентина, сама знаешь, снова в декрет ушла…

Прежде чем успеваю сообразить, что я не на крымском песочке, а в кабинете прокурора, у меня вырывается:

— Да, Кирилл разохотился. Сына ему подавай!

Шеф смотрит укоризненно. Словно хочет сказать: «Тебе двадцать восемь, а все как девчонка!» Виновато опускаю глаза.

Ну и что, что двадцать восемь?! Выгляжу-то моложе! В автобусе часто слышу: «Девочка, передай на компостер». Ошибиться немудрено. Такая уж у меня фигура. И рост, как у современных девочек — сто семьдесят. К тому же, короткая стрижка. А что касается нескольких морщинок в уголках глаз, так о них знаю только я.

— Не торопись с выводами. Дело неординарное. Перепроверь все, как следует. Расследовала Валентина, но закончить не успела. Мнение у нее сложилось, но мне не хотелось бы, чтобы оно над тобой довлело…

Понимающе киваю и, чувствуя, что Павел Петрович к продолжению беседы не расположен, тихонько ретируюсь.

Труп Анны Иосифовны Стуковой обнаружили соседи по лестничной площадке. Обычно они помогали престарелой женщине в домашних делах, а тут их насторожило, что Анна Иосифовна второй день не показывается из квартиры.

Старушка была прелюбопытная. В возрасте семидесяти шести лет неплохо выглядела, носила парик, любила побаловаться рюмочкой коньяка и, вообще, не умела себе в чем-нибудь отказывать, хотя, проработав всю жизнь пишбарышней в различных учреждениях, получала не очень большую пенсию.

Дело в том, что Анна Иосифовна была дочерью известного томского ювелира Иосифа Яковлевича Стукова, и от нежного родителя унаследовала кое-какие безделушки. Среди них и перстенек с бриллиантом, стоимостью в сорок две тысячи.

Родных у старушки, кроме двух племянниц, не было.

Вчитываюсь в протоколы осмотра трупа и места происшествия. Просматриваю показания свидетелей. Последние документы Валентина даже не подшила. Это постановления о привлечении в качестве обвиняемых и о применении меры пресечения в виде содержания под стражей.

Валентина считает, что со старушкой расправились муж и жена Малецкие. Соседи, обнаружившие труп. Вывод поспешный и не очень вразумительный. Правда, при обыске в квартире Малецких обнаружили корешок почтового перевода на имя Стуковой. Сумма солидная — тысяча двести рублей. Но…

Вот и шеф не разделяет точку зрения Валентины. Читаю вложенный в дело листочек с его замечаниями и не нахожу ничего нового. У Павла Петровича вызвали сомнения те же моменты, на которые и я обратила внимание.

Сделав необходимые выписки, звоню шефу. Несколько длинных гудков — и голос уставшего человека:

— Прокурор Ковров.

Предлагаю подвезти его до дома. Хотя времени уже восемь часов, шеф интересуется, изучила ли я дело. Бодренько отвечаю:

— Естественно.

— Понравилось?

— Не очень… Так едем?

После минутного колебания шеф соглашается. Быстро складываю бумаги в сейф, с трудом поворачиваю ключ. Задерживаю взгляд на приклепанной к сейфу на уровне моих глаз стальной пластине с витиеватой надписью: «Новониколаевск. Артель «Ударник». По-дружески подмигиваю полуобнаженному кузнецу. Раскрыв рот в беззвучном крике, кузнец прощально машет мне огромным молотом.