Влада Ольховская - Белая акула

— Я Сашку другую оставлял. Упрямую, но человечную. Добрую. Я не хотел, чтоб ты к ментам присоединялась, не потому, что ты не могла. Просто неправильно это для бабы… Мужик еще выдержать может, а баба — нет, у нее природа меняется. Только я не смог тебя от этого защитить. Что стало, то стало.

— То есть, я уже не зомби? — фыркнула Александра.

— Ты — белая акула. Она что делает? Только плывет и охотится, о других не думает. А если кровь почуяла, уже и не остановится. Если уж кровь ей надо… Не должна женщина такой быть. Неправильно это. Твоя мать такой не была, и Нина не стала.

Александра чуть не ляпнула от обиды, что его любимая Нина прямо сейчас лечится от алкоголизма, но вовремя прикусила язык. Какой от этого толк? Кому?

Все-таки она приехала зря. Обидно признавать это, но, если не признать сейчас, она потеряет еще больше времени и все-таки нарвется на грандиозный скандал. Поэтому Александра, не прощаясь, направилась прочь.

Она уже была в прихожей, когда Михаил окликнул ее:

— Эй, ты! Иди сюда!

Она вернулась к порогу кухни, но внутрь заходить не стала.

— Что еще?

— Ты ж сожрешь любого, кто окажется на твоем пути, хищная тварь океана… Но Витьку Шереметьева мне не жалко. Витьку Шереметьева давно сожрать надо было, да я не смог. Может, и неплохо, что ты превратилась в чудовище?

— А если убрать мифологические метафоры, помочь можешь или нет?

— Ты Сашку Коргина помнишь?

Смена темы была настолько неожиданной, что Александра даже растерялась, хотя имя сразу показалось знакомым.

— Чего?..

— Сашку! — поторопил ее Михаил. — Вспоминай! Друг мой. Лучший. Я тебя в его честь назвал, дура!

— Да уж, исчерпывающая подсказка!

Имя и правда затерялось где-то в тех временах, когда Александра еще не уехала в Америку и не научилась ненавидеть собственного отца. Да, был там какой-то Александр Коргин, то и дело мелькал на горизонте, а близко не подходил. Зачем ему нянчиться с чужими детьми?

— Даже если вспомню, что с того? — изумилась Александра.

— Найди его!

— Зачем?

— Скажи, чтоб дал тебе то, что я оставил для Яна… Он знает, что. Я все-таки кое-что тебе должен. Это тебе поможет и с Витькой Шереметьевым… И со всяким. Какой бы ты ни была, я тебя создал. И я несу за тебя ответственность до конца моих дней.

Мирон Сараев за пару месяцев умудрился совершить тот подвиг, на который многие замахиваются, многие же преуспевают, но радости это не приносит никому. Мирон Сараев умудрился всех достать.

Нет, закон он не нарушал, и ни один из его поступков не мог предупредить о том чудовищном преступлении, которое он задумал. Однако те, кто знал его получше, признавали, что он сильно изменился за последние полгода. И произошло это еще до карантина, так что нельзя было все списать на одурение, вызванное заключением в четырех стенах.

Разговор с бодибилдерами оказался куда интересней, чем с коллегами Сараева. На работе погибший был в первую очередь начальником. Как талантливый маркетолог, он со всеми умудрялся поддерживать приятельские отношения, однако ни с кем по-настоящему не сближался и мало что сообщал о своей личной жизни. Спортивный клуб — другое дело. Тут все были на равных, вместе готовились к соревнованиям и вместе на них ездили. Это не означало, что Сараев позволял себе настоящее доверие и рыдал у кого-нибудь на мускулистом плече, однако здесь он был откровенней.

— Он сначала нормальный мужик был, — пояснил один из собеседников Яна. — Простой и открытый… как по мне, таким бы и оставался.

Из-за карантина клуб был закрыт, но следователю удалось договориться о встрече с двумя мужчинами, неплохо знавшими Сараева. Теперь перед ним в опустевшем баре сидели тренер и другой тренирующийся, спортсмен-любитель, тоже участвовавший в соревнованиях. Тренер был невысоким, особенно мускулистым и от этого напоминал квадрат на ножках. Он явно до последнего посещал солярий, сильно загорел, так что стал не просто квадратом, а черным квадратом. Ян не сомневался, что собеседник молод — и сорока нет. Однако кожа тренера была покрыта сплошной сетью мельчайших морщин, которая частенько становится для бодибилдеров платой за частые «сушки» — отказ от воды перед соревнованиями.

Спортсмен выглядел получше. По крайней мере, с общечеловеческой точки зрения, потому что на соревнованиях он наверняка проигрывал своему наставнику. Этот очень напоминал покойного Сараева: мускулистый, но без гротеска, с нормальной кожей, да и в целом — ухоженный.

Оба до сих пор не знали, что Сараев мертв, и Ян не сказал им. Он лишь объяснил, что их знакомый подозревается в серьезном преступлении. Конечно, был риск, что они начнут его выгораживать, но все же меньший, чем при обсуждении мертвеца. Многие ведь действительно усвоили, что о покойниках либо хорошо, либо никак!

Они никого выгораживать не стали и о Сараеве, как показалось Яну, говорили вполне честно.

Мирон Сараев пришел в клуб несколько лет назад. Скромным и тихим он никогда не был — его профессия этого не предполагала, характер — тоже. Он к каждому человеку мог найти подход, быстро стал душой компании, многие мероприятия организовывал сам, благо навыки и ресурсы позволяли. Он был увлекающейся натурой и занялся бодибилдингом всерьез, он ничего не делал вполсилы.

— И когда начались перемены? — поинтересовался Ян.

— Когда он начал уставать от этого, — признал тренер. — Понимаешь, есть такие люди, которые живут — и им хорошо. Здесь и сейчас. Но Мирон не такой был. Он во всем и всегда искал глубокий смысл, даже если это никому на хрен не упало.

— Что ты имеешь в виду под смыслом?

— Хотел присобачить высшую цель каждому своему поступку, — пояснил спортсмен, переглянувшись с тренером. — Ну, вот я просто участвую в соревнованиях, потому что мне прикольно. А Мирону обязательно нужно было объяснить, что таким образом он приближает себя к сверхчеловеку, и тому подобная муть. Думаю, он и в клуб пришел не ради тренировок, а ради побед…

С этим Ян был согласен. Похоже, Мирон всю жизнь стремился стать лучше — но не ради самого процесса, а чтобы подняться над другими. Он добился успеха в работе, в качестве хобби он выбрал спорт, где есть соревнования и где можно побеждать. И побеждал ведь! Судя по тому, что рассказывали его знакомые, снова беситься от скуки он начал лишь после того, как завоевал целую связку медалей.

У него было немало свободного времени, если задуматься. Семью он так и не завел, да и не собирался — если судить по тому, что близнецы видели в его квартире. Почему — вопрос отдельный, и может оказаться, что Александра была права на его счет. А итог один: Мирон не мог заполнить свою жизнь минимум частью традиционных человеческих ценностей.