Елена Арсеньева - На все четыре стороны

Ну что ж, я, по примеру всех озадаченных, но не могущих отыскать ответа на свой вопрос, возблагодарила небо за то, что оно послало своего ангела, пусть и в столь юмористическом обличье, и вернулась в палату. Здесь я первым делом откупорила бутылку и кое-как, с ложечки, напоила полубеспамятного доктора Сокольского. Полбутылки выпить он не мог, едва-едва осилил половину стакана, но и это, как мне показалось, произвело благотворную перемену.

Немного успокоясь, я начала искать в случившемся признаки реальности. Провидение Провидением, но шампанское, да еще в бутылках, — предмет мира земного! Я внимательно осмотрела ящик, но ничего не нашла.

Несколько дней я пребывала в неизвестности относительно происхождения неожиданного дара. Эти дни были наполнены надеждами: Левушке постепенно становилось лучше. И хотя до окончательного выздоровления было еще далеко, ясно стало, что угрозы его жизни больше нет. Мы с доктором осторожно давали шампанское и другим больным, у которых также были нелады с сердцем. Доктор, правда, предупреждал меня, что отныне Левушке всегда надо будет особенно беречься с сердцем, и мне следует за ним особенно присматривать… Ну да, он первый узнал, что его коллега Сокольский, едва вернувшись к жизни, сделал предложение сестре Колчинской, и та его с радостью приняла…

Итак, Левушкины дела резко шли на лад, моя душа была спокойна. Однако любопытство меня все же мучило: кто был моим нежданным благодетелем? И вот как-то раз, оставив подле Левушки пришедшую мне на смену сестру Зиночку Переслегину, я побежала на рынок, чтобы купить кое-каких продуктов. Особенно масла, которое нужно было моему жениху. И не поверила своим глазам, увидев около рыбного ряда того самого мужика, которого считала посланником небес! Он торговался с каким-то рыбаком так азартно, что у меня не осталось никакого сомнения в его земном происхождении. Я подскочила к нему и не отошла до той минуты, пока не выпытала, кто он таков и кто велел ему привезти шампанское в тифозный барак.

Ответ выбил у меня из-под ног всякую почву: мужик оказался возчиком и, с позволения сказать, интендантом «Резеды»! И шампанское мне привез по строжайшему наказу самой мадам!

Ну что тут оставалось мне делать? Только руками развести, дивясь прихотливости души человеческой. Не думала, не гадала я, что мне удалось-таки пробудить жалость в очерствевшем сердце мадам. Может статься, конечно, дама сия испугалась, что я обращусь с жалобой к военному начальству, которое вовсе искоренит ее притон? Но какими бы побудительными причинами она ни руководствовалась, я испытывала к ней такую живую признательность, что с трудом сдержала слезы. Наверное, случись такое во время жизни мирной, безмятежной, ограниченной строгими правилами, я никогда не поступила бы так, как поступила в ту минуту, обуреваемая признательностью, еще не очнувшаяся от пережитых страхов. Узнав, что возчик собирается возвращаться к своей работодательнице, я попросила его отвезти меня в «Резеду».

Мужик испугался: открывать мне, кто прислал вино, ему было не велено. Однако что сделано, то сделано, и он меня повез в «Резеду», причитая, что теперь «Федора Ивановна» (так он называл мадам, настоящее имя которой, как я потом узнала, было Теодора Иоганновна) с него голову снимет за болтливость.

Я вошла в «Резеду» и попросила у горничной вызвать хозяйку. Теодора Иоганновна вышла, но излияний моих явно тяготилась и поспешила меня поскорей выпроводить. У меня создалось впечатление, что она стыдится своего благодеяния. Ну что ж, я только и могла, что снова поблагодарить ее и выйти. И вдруг…

Вот что случилось вдруг.

К крыльцу «Резеды» подкатил лихач — один из немногих, еще сохранившихся в городе. Из нарядной пролетки выпорхнули три развеселые дамы в компании с одним не менее веселым офицером. Хохоча и щебеча, компания ввалилась в дом, не обратив на меня, застывшую в сторонке, никакого внимания. Но я.., я истинно была прикована к месту, потому что в одной из красоток, разряженной в пух, веселой, хмельной, я узнала Малгожату.

И тут я вспомнила, что давным-давно ничего не слышала о ней. Болезнь Левушки оторвала меня от прежних забот, я просто-напросто забыла о бывшей своей подруге. Вычеркнув ее из своей жизни, я словно бы вычеркнула ее из жизни вообще, решив почему-то, что она безропотно исполнит мое требование уехать из города и больше не попадаться мне на глаза. Однако вот же она, вот! И где! Ну что ж, рыба ищет где глубже, а человек — где лучше. Если для меня решение пойти «в девушки» было бы равнозначно смерти, для Малгожаты оно лишь соответствовало потребностям ее натуры. Она больше всего на свете любила мужскую любовь, а уж здесь-то она могла получить ее в избытке.

Я опустила голову, дивясь той горечи, которую испытала, и глубине презрения к Малгожате, которую чувствовала сейчас. Кажется, даже когда я уличала ее в предательстве, мне не было столь тяжко. Хотелось поскорей уйти… Уже выходя за калитку, я услышала оклик:

— Барышня!

Я обернулась и увидела, что Теодора Иоганновна стоит на крыльце и машет мне. Нехотя вернулась и подошла к ней.

— Я чувствовала себя неловко, выслушивая нынче слова вашей признательности, — проговорила она, — потому что предназначены они были не мне. И хотя я дала слово молчать, что-то подсказывает мне, что я поступлю справедливо, нарушив это слово. Помните тот день, когда вы пришли ко мне, а я сделала вам оскорбительное для вас предложение? Вы кому-то говорили об этом?

— Не припомню, — ответила я. — Нет, точно, не говорила…

— Тогда остается лишь дивиться, каким образом она узнала, что вы были здесь, — усмехнулась «мадам Резеда».

— Кто? О чем? — не могла взять в толк я.

— Почти немедля после вашего ухода ко мне явилась одна особа, которая взялась допрашивать меня с пристрастием и узнавать, зачем в «Резеде» появлялись вы. Разумеется, я не стала скрывать причин вашего прихода. Услышав подробности нашей беседы, гостья моя расхохоталась и сказала, что ничего глупее в жизни не слышала, что я ничего не понимаю в людях и сестра милосердия Колчинская никогда и ни для кого не поступится своей честью. Тогда я сказала, что оная сестра поведала мне о своей любви, и если она истинно любит своего доктора Сокольского, значит, ей никакая жертва ради него не будет слишком велика. И добавила, что мне, любительнице наблюдать человеческие пороки, будет очень любопытно узнать о метаниях души той девицы, которые рано или поздно все же приведут ее в «Резеду». Гостья моя поглядела на меня исподлобья и спросила: в самом ли деле мне нужны новые девушки или я просто испытывала сестру Колчинскую? Я окинула ее взглядом и сказала, что такую, как она, взяла бы не раздумывая. "Ну что же, быть по сему, — ответила она мне и добавила: