Марина Алант - Границы достоинств

– Кого? Тебя? Нет, не боюсь, – запинаясь, пролепетала девушка, пытаясь улыбнуться.

– А чего же бежишь? – Лукавый осторожно надвигался.

– Бегом занимаюсь, – улыбка Сони получилась какой-то вымученной. – Я тут покупала билеты… На концерт… Она пыталась отвлечь противника от своего страха, провоцирующего к нападению.

– Знаю. Я всё знаю. Поехали покатаемся, – он был совсем близко.

– Не-э, я Артёма люблю.

– А я разве хуже? Я теперь на Мастера работаю!

И даже бородавка Лукавого вздёрнулась от гордости.

Лежащий почти под рукой пистолет не излучал ничего, кроме холодного равнодушия, словно к делу не относился. Соня убеждалась, что в реальности страхи куда весомей, чем в фантазиях. Не так-то легко воспользоваться оружием! Для этого нужно хоть немного злости. А она кроме страха не испытывала в данную минуту ничего.

Пока девушка панически размышляла, как правильно повести разговор и распутывала мысли, воздух стремительно наполнялся адреналином.

Лукавый сунул руку в карман и, не отводя хищного взгляда от Сони, чем-то щёлкнул в его глубине. Как-то нервно ощерился и вытянул наружу нож. Словно между делом поиграл с ним пальцами.

Соня поняла, что ещё секунда, и капкан захлопнется. Она метнулась в сторону и бросилась в раскрытую дверь заброшенного здания. Услышав за спиной пыхтение амбала, влетела ещё в одну дверь. Спотыкаясь, запетляла между скелетами кресел и взвизгнула, ощутив чужое прикосновение на локте. Пронзительный страх лишил её самоконтроля. Соня выхватила из сумки тяжёлую “игрушку”, резко обернулась и машинально замахнулась ею на амбала, будто держала камень. Отморозок отскочил, вытаращив глаза от удивления.

– Дурёха, ты стрелять-то умеешь? – начал он осторожно. – Смотри, в себя не попади. Дай мне его!

Он медленно протянул руку.

– Отойди от меня, дурак! Отойди, иначе я в тебя выстрелю! – Сонин голос сорвался на фальцет.

Сначала её взгляд, затем дрожащая рука с пистолетом устремились в джинсовый бугорок между ног амбала.

– Всё, успокойся, – голос амбала понизился ещё на тон, – я ухожу. Всё, всё, всё…

Бандит отступил.

Сквозь дырявые декорации, за которыми притаилась Настя, было видно, как бритоголовый парень вышел из зрительного зала один, но не ушёл, а спрятался за ветхой дверью. Настя ещё не успела понять происходящее и не испугалась. Наоборот, вся эта неожиданная суета между девушкой и парнем заинтриговала её. Возможно, они тоже влюблены и нашли свой рай в этом пустынном, уединённом месте.

Ещё минуту Софья прислушивалась к тишине. Потом неумело потянула затвор на себя, копируя увиденную сцену в детективе, и осторожно начала пробираться к выходу по скрипящим, кое-где разобранным половицам. Остановилась, прислушалась ещё раз. Похоже, она здесь одна. Всё ещё сжимая пистолет в согнутой руке, девушка сделала шаг вперёд. В этот момент кто-то схватил её за шею и, вскрикнув, Соня нажала на курок.

Уши заложила оглушающая тишина. Словно в немом кино, бесшумно упала декорация, подняв облако пыли.

В центре серой завесы неестественно скрючившись, вздрагивало тело подростка.

Лукавый бесшумно заметался и затряс руками. Бесшумно шевелил губами. Наконец, к сознанию девушки пробился его панический голос:

– Слышишь, слышишь? Давай, говорю, добей! Да тикать надо, а то на выстрел сбегутся! Да она же нас опишет как на картинке! Не понимаешь что ли?

Соня почувствовала, как невидимая рука сдавила ей горло, воздух будто перестал поступать в сжавшиеся лёгкие. Руки и ноги вдруг онемели, холодеющие пальцы выпустили пистолет.

В этот миг ребёнок открыл глаза, посмотрел на Лукавого и простонал:

– Больно…

Лукавый попятился и, споткнувшись, упал. Дрожащей рукой подобрал оружие. Затем, решительно поднявшись, сдёрнул с окна провисшую гардину, осыпав себя густой пылью и, комкая, намотал на руку с пистолетом.

Холодный пот ручьями скатился под Сонину одежду. Девушку забило в сильнейшем ознобе. Она выскочила на улицу, гонимая оглушительным шоком. У первого же автомата срывающимися влажными пальцами набрала на диске короткий номер.

– Там… на Молодогвардейской… в старом ДК…

– Кто говорит? Ваша фамилия!

Но она уже бросила трубку…

***

Следователь посмотрел в исполненные ужасом глаза Павла и понял, что тот говорит правду. На столе перед ними лежали последние письма подростков…

Найденная изрешеченная пулями гардина не сразу натолкнула на догадку, что её использовали в качестве глушителя. Если здесь был киллер, то нелепый дилетант.

Залётных молодцов, шакаливших в тот день по местным ресторанам, вычислили и отвезли за город люди в масках, где из каждого, резиновой дубинкой кромсая плоть между ног, выбивали нужную информацию. Обречённый терял сознание, но, кроме душераздирающего “за что?”, ничем другим ситуацию не прояснял.

Отношения между группировками Москвы накалились до предела. Назревала война.

На похороны единственной дочери Мастера вышел чуть ли не весь микрорайон. Приходилось перекрывать движение на дорогах. Траурная процессия напоминала реку из покачивающихся чёрных тел и венков. Гроб, укутанный невероятным количеством живых цветов, водрузили на помост черного “Шевроле”. За ним следовал белоснежный кабриолет, в открытом салоне которого эмоциональный скрипач ласкал струны. Скрипка горестно плакала от проникновенных поцелуев смычка. Процессию, растянувшуюся на несколько сотен метров, замыкал не один десяток “Вольво”, “Ауди” и “Мерседесов”, скромно принизивших ход в такт похоронного ритма.

Отстояв больше часа в очереди под открытым небом, они, наконец, вошли в здание магазина, с облегчением вдохнув прохладу. Несколько десятков человек уже побывали здесь до них, и теперь им остаётся выбирать лучшее из не купленного товара. В отделе женских костюмов тщетно Руфина пыталась найти нужный размер. Худая и плоская Оксана молча стояла рядом, чувствуя себя лишь жалкой тенью на фоне моделей одежды безупречной огранки. Она смущалась и от того, что те же костюмы рассматривала высокая, красиво подкрашенная девушка с пухлыми стройными ножками.

Выбрав самый маленький размер, Руфина повела дочь в примерочную. Юбка никак не хотела держаться на талии девушки, а пиджак бесформенно болтался, точно на вешалке. Напрасно мать, усердно подворачивая рукава и полы пиджака, пыталась придать жалкой трактовке элегантного наряда хоть какой-то вид. Оксана ссутулилась, с унынием взирая на собственное отражение в зеркале.

Высокомерный голос продавщицы кому-то возвестил:

– Сорок шестой у нас остался один, но его уже примеряют.

Руфина посмотрела на грустное лицо дочери и подбадривающее сказала: