Татьяна Ларина - Тайна Оболенского Университета

Я вспомнила, что говорил мне отец, будто у Павла Аркадьевича началось помутнение рассудка, и он нес какие-то странные вещи. Нужно было узнать, что именно говорил Радзинский, чего и кого боялся. И пусть папа просил в это не лезть, я не могла оставаться в стороне после всего, что узнала.

Я пришла к папиному дому и уже в наглую хотела потянуть за ручку, как дверь распахнулась, и на пороге появилась Лена Королева, его студентка. Мы учились на параллельных курсах, но никогда особо не общались. Папа часто хвалил Лену, а ей рассказывал про мои успехи. Так мы были знакомы заочно куда больше, чем реально.

– Значит, папа дома, – улыбнулась я, – привет, Лен.

– Ага, он у себя. Мы как раз закончили на сегодня с моим дипломом, – девушка театрально изобразила облегчение, и мы обе рассмеялись.

– Как продвигается работа?

– Замечательно, твой папа мне очень помогает. А ты как? Слышала, работаешь с новым профессором?

– Да, но мы еще не начинали толком заниматься. Завтра несу свои черновики.

– Ну, ничего, у вас впереди целый год, – улыбнулась Ленка и подмигнула мне, – кстати, он такой красавчик.

– Как-то не смотрела на него в этом плане, – соврала я, в то время как воображение вовсю рисовало его злосчастный образ.

– И правильно, зачем тебе этот старпер, когда рядом есть Нилов, – улыбнулась девушка, но, взглянув на часы, засуетилась, – извини, пора бежать.

– Пока.

Отца я нашла на кухне, он пил ароматный кофе и совершенно не слышал моих шагов. Пользуясь его задумчивостью, я подошла со спины и крепко к нему прижалась. Он засмеялся, поставил на стол кружку и развернулся ко мне.

– Лерочка, дочка, ты чего?

– Я не могу навестить своего папочку? – игриво спросила я, делая глоток из отцовской кружки. – Сахар! Папа, тебе же нельзя!

– Всего две ложки. Ты же знаешь, что я не могу пить кофе без сахара.

– Тебе бы и от кофе отказаться… – задумчиво проговорила я и, выпутавшись из папиных объятий, вылила всю кружку в раковину.

– Знаю, но что-то вдруг захотелось… Милая, так зачем ты пришла? – он серьезно посмотрел на меня.

– Я просто соскучилась.

– Тогда пойдем в гостиную.

Папа сделал нам чай, и некоторое время мы беседовали на самые разные темы, никак не связанные с причиной моего прихода. Но, когда речь вернулась к диплому, появился шанс коснуться запретного.

– Кстати, о Павле Аркадьевиче, – начала я, – ты говорил, что в последнее время его тревожили странные мысли.

– Возраст, милая, – развел руками отец, – он на старости лет выдумал не весть что и сам в это поверил

– Например? – не унималась я.

– Зачем тебе забивать свою прекрасную головку всякой чушью? – отец подлил мне в чашку кипятка. – Лучше расскажи, как твоя работа с новым преподавателем.

– Но почему глупостями? Я просто хочу знать, что его тревожило.

– Для чего, Лер? – неожиданно строго вопросил отец, со звоном поставив свою чашку на блюдце.

– Мне надо знать, – прошептала я.

– Повторяю, Лера, для чего?

– У меня есть подозрения, что его смерть не была случайной, – я виновато посмотрела на отца и испугалась его тяжелого взгляда, словно была не его дочерью, а студентом на пересдаче.

– Откуда такие подозрения? – процедил папа.

– Просто провела логическую цепочку. Павел Аркадьевич странно вел себя перед отъездом. Его напутствие мне, как будто он не вернется, а потом авария, – про гравюру я решила умолчать.

– Ты говорила уже кому-нибудь о своих подозрениях? – отец заметно заволновался, и это мне совсем не понравилось. Неужели он был осведомлен куда больше, чем я думала.

– Нет, никому. Только тебе.

– И не говори никому! – строго произнес он. – Все, что ты сказала, не должно выйти за стены этого дома.

– Ты что-то знаешь, ведь так?

– Я ничего не знаю, кроме того, что не стоит забивать голову бредом сумасшедшего, – грозно сказал отец. Еще немного, и он бы повысил голос. Но я не могла пасовать.

– В чем заключался его бред?!

– Лера!

– Папа!

Отец тяжело вздохнул и взял меня за руку. Впервые я смогла победить отца, ведь всегда безропотно его слушалась.

– Радзинский слишком увлекся средневековыми текстами: алхимия, метафизика и прочее. Он уверовал в то, что в Оболенском Университете правят темные силы. Я же говорю, бред сумасшедшего.

– Но на чем-то он должен был основываться…

– Да, на книгах, которые прочел. Тысячи книг за свою жизнь, – папа окончательно раздражился, но я не унималась.

– Он говорил что-то конкретное? Что это за силы?

– Лера, только не говори, что веришь в подобную чушь?

– Не верю, просто хочу во всем разобраться. Папа, я не успокоюсь, пока не узнаю, что случилось на самом деле.

– Дочка, что случилось на самом деле, ты знаешь, – отец меня обнял и поцеловал в макушку, – все прочее – только твоя фантазия. Пообещай, что ты оставишь затею с расследованием и никому не скажешь о своих подозрениях.

– Ладно, – немного помолчав, ответила я.

Отец немного успокоился, думая, что я сдалась, хотя это было не так. Бросить свое расследование, когда все факты говорили об убийстве? Нет, это было выше моих сил. Пробыв в отцовском доме еще около получаса, обсуждая все на свете, кроме нашей запретной темы, я поняла, как сильно нуждалась в семье.

Мы не были близки с папой, но я безумно его любила, и наши нечастые совместные вечера много для меня значили. До переезда в Оболенку моя жизнь была совершенно другой. Я была живой, жизнерадостной девочкой, которую не ругали за четверки, разрешали прогулять физкультуру и постоянно говорили, что я любимая дочурка. Мама была моим самым близким человеком, и когда она погибла, это был настоящий удар.

Отец хорошо обо мне заботился, всегда интересовался моими делами и успехами, но, в отличие от мамы, не смог стать настоящим другом. Папа мечтал видеть во мне свое продолжение, поэтому воспитывал в строгости и пиетету к учебе. Вот только такая жизнь постепенно превращала меня в робота. И только почувствовав вкус к жизни в объятьях отца, поцелуе с Ниловым и том странном чувстве, что возникало рядом с Арсением, я поняла, что не хочу больше оставаться безвольной куклой, подчиняющейся чужой воле.

Разговор с отцом меня расстроил, глупо было отрицать, что он что-то знает. Больше всего я боялась, что и ему грозит опасность. Промелькнула и другая безумная идея, что папа в чем-то замешан, но ее я быстро отогнала. Чтобы немного взбодриться, я пошла в душ, но даже вода не смыла груз переживаний. Спать не хотелось, заниматься дипломом тоже, и как раз вовремя раздался стук в дверь.

Мой однокурсник и по совместительству сосед сверху Альберт Шульц, кстати, потомственный немецкий барон, пришел позвать на небольшую импровизированную вечеринку. Шульцы обосновались в России еще при Екатерине Второй, в рамках ее политики по приглашению иностранцев 7 7 Речь идет о «Манифесте о приглашении» 1773 г., по которому Екатерина Вторая предоставляла ряд льгот иностранным поселенцам (преимущественно немцам). Данная политика носила две основные цели: 1. Заселение неосвоенных земель (иностранцы, поселившиеся в сельской местности освобождались от налогов на 30 лет), 2. Влияние политики Просвещенного абсолютизма. Екатерина Вторая переписывалась со многими иностранцами, некоторые из них были приглашены в качестве просветителей. . Многие предки Альберта учились в Оболенке, но эта славная семейная традиция была нарушена революцией. Шульцы вернулись на историческую родину только после падения советской власти, а Ал стал студентом фамильной Alma-Mater.