Сергей Пономаренко - Ночи темной луны

Неужели я ее ревную? Глупо. Впрочем, ни мужчина, ни женщина не терпят пустоты рядом с собой и инстинктивно стараются ее заполнить. Вот даже Аня… Почему я до сих пор не позвонил ей? Ведь столько раз собирался и тут же придумывал причины, чтобы не делать этого.

Аня изменяла мне, с ее слов, давно. А я был слеп, ничего не замечал. Впрочем, все в прошлом, к которому нет возврата. Теперь эта тема для меня — табу.

Надо позвонить Ане и узнать, кто меня спрашивал и по какой причине. Без этой информации я подобен слепому и нахожусь в плену фантазий. Вижу будку с таксофоном, но прохожу мимо.

Меняю в обменном пункте часть долларов, найденных в портмоне Калгана, и чувствую себя богачом. По выработанной привычке прикидываю, надолго ли мне их хватит при скромном образе жизни? Тут же смеюсь над собой: сейчас я в том положении, когда есть только сегодня, а завтра может и не наступить!

У меня такое настроение, что хочется весело покутить, а это непросто сделать в одиночестве и когда необходимо быть осторожным. Мне требуется общество, пусть только за соседними столиками.

Справа от меня сияет всеми цветами радуги реклама казино «Красный лев». Там должен быть бар, почему бы не зайти и не выпить бокал коньяку? На мгновение задерживаюсь, но прохожу мимо. Мишурный блеск казино, где пытаются обмануть Судьбу, мне чужд. И там я могу встретить бандитов и получить «фейсом об тейбл». Мне хочется другой обстановки, где я мог бы чувствовать себя более свободно.

Я покидаю Крещатик и петляю по лабиринту улиц без особой цели, никак не могу найти место для намеченного отдыха. Длительное заточение вдали от людей сделало свое дело — я соскучился по толпам людей и потоку автомобилей! Жадно рассматриваю идущих навстречу женщин, молодых и красивых. Внутренний голос, во время моего заточения на даче постоянно звучащий набатом, напоминая об опасности, здесь почему-то смолк, так что мне вполне комфортно.

Погода настраивает на лирический лад. Уже сгустились сумерки, и падает лапатый, пушистый снег. Хочется выпить, и непременно коньяка. Захожу в знакомую уютную кафешку на Пушкинской, любимое место Татьяны, и понимаю, что надеюсь встретить ее. Для чего? Не знаю, но очень хочу.

В надежде ее увидеть оглядываю первый, небольшой зал, где находятся стойка буфета и высокие столики для любителей постоять. Беру два бокала по пятьдесят граммов коньяка, два бутерброда с ветчиной, два кофе. Водрузив все на поднос, иду во второй зал с сидячими местами, почти убедив себя, что обязательно встречу там Татьяну. Мысленно проигрываю возможные варианты нашего разговора.

Желаемое не совпадает с действительностью — Тани здесь нет. Нашел себе место в переполненном зале и невольно подслушиваю беседу двух дам бальзаковского возраста, моих соседок. Они горячо спорят о каком-то Марике, который свинья, а Неля (по всей видимости, жена или подруга Марика) потакает ему во всем. Я сразу представил жирного Марика, лежащего в большой грязной луже, и его Нелю, подливающую ему из ведра грязь. Их беседа мне была неинтересна, и я занялся содержимым своих бокалов. Приятная теплота от выпитого коньяка растеклась по телу и слегка затуманила голову. Предчувствие необычности сегодняшнего вечера охватило меня.

Мне нужен собеседник, и лучше, чтобы им оказалась женщина. Этакая всепонимающая, интеллектуально подкованная Мальвина с формами секс-бомбочки. Перед ней можно было бы хорохориться, распускать павлиний хвост. Бегло осмотрев находящихся в зале женщин, я не обнаружил подходящей кандидатуры, и мне стало скучно. Заказал и выпил еще пятьдесят граммов коньяка, но это не улучшило настроения, и я покинул кафе.

В морозном воздухе глухо зазвучал торжественный перезвон колоколов Владимирского собора, находящегося неподалеку. «Сегодня какой-то религиозный праздник», — догадался я, и меня потянуло зайти внутрь собора, ощутить насыщенный запахами ладана и плавящегося воска воздух, атмосферу происходящего таинства, обрести, хоть и ненадолго, спокойствие души.

Мой путь пролег мимо ремонтирующегося уже с десяток лет корпуса гостиницы «Театральная», и я вскоре вышел к палисаднику, опоясывающему Владимирский собор, а напротив переливалась всеми мыслимыми и немыслимыми цветами реклама казино «Будапешт». В голову пришла шальная мысль: я перечеркнул прошлое, не имею настоящего, для меня закрыто будущее, а фортуна, как известно, большая шутница, и не исключено, что захочет меня подразнить выигрышем. Ведь что может быть смешнее, чем дать мне, всю жизнь ощущавшему острую нехватку денег, солидный выигрыш сейчас, когда я не имею возможности его потратить. Это будет достойная шутка! Не колеблясь, повернулся к собору спиной и направился в казино.

Гардеробщик в строгом темном костюме встретил меня улыбкой американской кинозвезды. Крупный парень с прямоугольной биркой на правом лацкане пиджака пытливо заглянул мне в глаза, а затем мысленно вывернул карманы, и я порадовался тому, что пистолет оставил на даче. Пышное убранство, вышколенный персонал, как и подобает заведению при больших деньгах. Я не сомневался в выигрыше, как всякий новичок, и бодренько подошел к рулетке. Насколько я помнил из книг, правила игры в нее несложные, главное, чтобы сопутствовала удача в выборе цифр. Я вытащил доллары, экспроприированные у Калгана, и мой взгляд забегал по цифрам на круге: одни красные, другие черные — черт разберет, какие называть.

Крупье, улыбаясь, указал мне на кассу, где так же лучезарно-маняще улыбалась девушка в белой полупрозрачной блузке, делающей неплохую рекламу ее внушительным достоинствам. Я поменял у нее сотку баксов на фишки и решил все время ставить на «13» или «66» — наиболее подходящие числа для такого неудачника, как я.

Не прошло и часа, как я уже направился к выходу, облегченный на двести долларов. Игра захватила меня, подняла адреналин в крови, но я нашел силы в себе уйти до того, как мой денежный запас иссяк, решив зря Судьбу не испытывать.

Пребывая в нервном возбуждении, я зашел в здание станции метро и направился к турникету. В стеклянной будочке ловила мух сонным ртом толстая служительница, видно с нетерпением ожидающая конца смены. Из дежурной комнаты милиции слышались возмущенные вопли нетвердо выговаривавшего слова задержанного и подчеркнуто вежливые фразы работников службы охраны правопорядка подземки. В ту минуту, когда я уже собирался сунуть в щель жетон, из этой комнаты выглянул взъерошенный милиционер-сержант, утирая вспотевший лоб. У меня похолодело в груди. Однако он, скользнув по мне безразличным взглядом, плотно прикрыл двери, чтобы продолжить без посторонних ушей разговор, который для него становился все более интересным.