Алексей Строганов - Правило трёх секунд

– …Или идёте в зону транзита. Рейс в Ираклион через полтора часа. Ввиду крайнего цейтнота спецсредствами обеспечить не смогу, придётся импровизировать на месте.

Пауза, повисшая в полумраке кабинета, напомнила о профессиональной чести и прочей лабуде. Эс Фэ не торопил, развернулся за столом на сто восемьдесят градусов, ногой не качал, барабанил указательным пальцем по подлокотнику. Через положенное количество секунд группа ответила «да», а Матвей почувствовал, что впервые за время работы в компании для него наступил личный момент.

***

На Крите они поразительно легко выследили объект. Смолин со своей подругой…

– Анна, её звали Анна, – просверлил мозг Матвея голос.

– Я помню.

– Стыдно произнести вслух?

– Чего мне стыдиться?

Действительно, чего? Выходя из мехового магазина в Ираклионе с большим белым пакетом в руке, Анна прижалась к своему мужчине и поцеловала в губы. Смолин забрал у неё пакет. Они поели на террасе модного ресторана. Купили два стаканчика кофе в уличном ларьке; она (Анна, Анна) опять полезла целоваться; кофе смешался, пролился, обжёг обоим ноги. Матвей улыбнулся их весёлым прыжкам, загадал, что кофе будет куплен вновь, и выиграл. Потом угадал про новый поцелуй и ещё один; одобрительно хмыкнул, когда у дверей церкви Анна закрутила на голове платок из ткани (тысяча метров, скрученная в тугой рулон едва бы дала слабый фиолетовый тон); отметил надёжный изгиб руки Смолина, на которую оперлась Анна, садясь в авто, а жест двоих – быстрое, ладонь на ладонь, прикосновение к её животу – высушил горло.

Матвей и трое его коллег, следуя за красной точкой на экране планшета – маячком на машине Смолина, – пересекли остров с севера на юг. Проехали вдоль берега Ливийского моря на запад, по серпантину поднялись в горы и вскоре нашли широкий, на два внедорожника, проезд в скалах. Долгий плавный поворот вывел на громадную, засыпанную мелким гравием площадку, у края которой стоял белый дом. Магазины помповых ружей проглотили по шесть патронов, и четвёрка разомкнулась цепью, заскрипела по гравию.

Это был замечательный Дом у стометрового обрыва. Его невидимая стена, полностью стеклянная, была продолжением скалы. Стена видимая, сложенная из крупного камня, шутя держала черепичную крышу. Ставни и входная дверь (приоткрытая, щель в ладонь) были выкрашены в яркий сливовый цвет. Горшки с красно-синими цветами на крыльце; пустое стойло для гостевых электровелосипедов; полосатая маркиза над столом из толстых, вытравленных до черноты досок; раскладные деревянные стулья в тон стола с подушками.

Ветеран кивком указал Матвею на две миски с водой. На одной было написано «Reggae», на другой – «Twist», и, судя по размеру, пили из них не йорки.

– Не хочешь пропустить эту часть истории, Матвеюшка?

– Не вижу причин. Всего лишь собаки… Можно помнить.

– Вы их убили.

– Потери. Боевые потери…

Ротвейлеры вышли из-за ближнего угла Дома. Молчаливая парочка вернулась с прогулки, увидев чужаков, застыла на долгую секунду и бросилась в атаку. Опережая, прикрывая свою подругу, вперёд вылетел кобель с шипастым ошейником, вцепился в пах контрактнику, свалил на камни. Возня тел; сдавленный стон человека сквозь прокушенную до крови губу; неожиданно плотное облако серой пыли. Второй контрактник двинулся приставным шагом, меняя позицию, и сам рухнул – сука с бледно-розовой застиранной ленточкой на шее выпрыгнула из пыльной завесы.

– Это были неправильные ротвейлеры.

– В каком смысле?

– Не из породы тугодумов. То, что немецкая овчарка сделает «на раз», обычный ротвейлер – «на три». Так эти были быстрее звука, поэтому неправильные.

– А вот я слышал в ЮАР разработали систему дрессировки…

– Чего ты там слышал?

– Слышал, слышал, – потушил голоса Матвей.

Псы положили на гравий двора двух непрошеных гостей и сосредоточенно рвали. Возня, шум, сжатые челюсти истекающих кровью людей заставили ветерана действовать – он ножом убил кобеля, двинулся к суке, вздрогнул от лишнего, непрофессионального звука, с удивлением посмотрел на Матвея, опускающего ружьё после выстрела.

Ветер-ветер-ветерок, верный дружок, запыхавшись вылетел из-за угла Дома, прогнал пыль. По кругу пробежал, ласковые приветы гостям раздал, не разобравшись. Припал к земле, погладил жёсткую шерсть: «Чего разлеглись? Рэгги, Твист, побежали играть». Залез в кожаный носик подружке, забеспокоился: «Регги, ты не заболела? Нос-то сухой». Толкнул приятеля: «Твист, ты чего?» Ответов не дождался, оскорблённый запутался в красно-синих цветах, узнал правду, за ставню Дом дёрнул: «Так бывает?» Молчание как сорванная с тайного письма печать – ветерок закрутился винтом, хотел людям в лицо камней больших нашвырять, да от крови помутнел, сил на вихрь не хватило, смог только маленький камушек пошевелить. Еле-еле. От печали тяжёлым стал, собрался в две солёные капли: одну Твисту на кожаный нос, вторую – любимой Рэгги в ушко с шёпотом признания, которое при жизни произнести не успел.

Контрактники, беззвучно матерясь на два чёрных трупа, солнце и пыль, вскрыли перевязочные пакеты, занялись своими ранами. Дом впустил оставшихся невредимыми Матвея и ветерана трёх африканских войн, предупредительно заскрипел паркетом, в итоге оказался пуст. Стена гостиной, составленная из стеклянных панелей, не имела ни окон, ни дверей, охраняла плывущие над пропастью облака. Буква «п» из кожаных диванов; слой пыли на комоде у противоположной стены; проектор под потолком; бледные абажуры светильников…

Собаки всегда сопровождают человека. В Доме кто-то должен быть. Матвей приложил ладонь к стеклу, накрыл чёрную на синем точку, но она пролезла между большим и указательным пальцами, увеличилась, обернулась прогулочным вертолётом. Ладонь переместилась, накрыла точку вновь и дёрнулась, стыдливо отлипла от груди Анны. Девушка зябко повела голыми плечами, подставила под взгляд Матвея изгиб позвоночника, две ямочки поясницы, бургундский затылок с дрожащими иглами волос. Анна отплыла от стеклянной стены в сторону облаков, зависла над пропастью. Матвей подумал, что облака не лучшая опора для девушки.

– Вертолёт тоже ненадёжен. При падении не спастись. Был случай в восемьдесят втором или восемьдесят третьем, с Воротниковым*. (В. И. Воротников (1926 – 2012), советский партийный и государственный деятель. На посту первого секретаря Краснодарского крайкома КПСС попал в вертолётную аварию. Выжил благодаря самоотверженным действиям личной охраны.)

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.