Ирина Енц - Русалочья заводь

– Я тоже рада тебя видеть!!!

И тут дверь на крыльцо растворилась, падающий из сеней свет улегся приглашающей дорожкой мне под ноги, и на пороге возникла высокая, крепкая фигура моего деда. Увидев меня, он радостно воскликнул:

– Варька!!! Вот уж порадовала деда сюрпризом! Чего встала, заходи в дом, а то вон, мошки на свет налетят.

Я подхватила чемодан и заспешила внутрь. Дом меня встретил уютным тиканьем старых ходиков на стене, запахом пирогов и терпким ароматом заваренного на травах чая. На мгновение я прикрыла глаза. Как будто, ласковые руки моей бабушки погладили меня по голове и знакомый тихий голос прошептал мне в самое ухо:

– Ну, вот, ты и дома. Теперь, все будет хорошо.

На душе стало тепло и покойно. И я сразу поверила, да, теперь, все будет хорошо.

Меж тем, дед стоял посередине комнаты и разглядывал меня, как будто, я вернулась домой после боя, вся израненная, а он оценивал мое состояние: надо ли мне просто отдохнуть, или придется делать операцию, извлекая осколки и пули из моего тела.

Потом, удовлетворенно крякнул. Значит, обойдемся без операций. Подошел и крепко обнял меня, тихо проговорив:

– Ничего, все будет хорошо. Главное, ты дома.

Отстранившись, совсем другим, нарочито бодрым голосом спросил:

– Голодная? Мой руки и за стол. Я как раз ужинать собрался.

Вот за что я любила своего деда, так это за то, что помимо прочего, ему не надо было никогда и ничего объяснять. Как будто, он видел меня насквозь и мог читать мои мысли. Порой, я задумывалась над этим. А вдруг, так и есть? И он, каким-то непостижимым образом умеет это делать. По его словам, его дед был деревенским знахарем и колдуном, так что, я бы не удивилась, если бы дед Матвей и вправду обладал подобными способностями, а по ночам превращался в огромного черного кота.

Есть мне совершенно не хотелось. Это была особенность моего организма. Если другие люди стресс «заедали», то у меня в такое время кусок в горло не лез. Но, чтобы не обижать деда, я усердно жевала пирог с рыбой, совершенно не чувствуя его вкуса. Дед Матвей глядел на меня из-под лохматых бровей внимательным, проницательным взглядом. И, в конце концов, пробурчал:

– Чаем запивай. Не ровен час подавишься. – А потом, ни с того, ни с сего выдал. – В нашем леспромхозе тебя с руками оторвут. Специалистов не хватает, сама знаешь. Да, я еще могу с нашими речниками поговорить. Им на сплав тоже инженеры нужны. Тебе решать. Пока не торопись. День два, отдохни, а там видно будет.

Я чуть не подавилась чаем, закашлялась. Дед с усмешкой похлопал меня по спине своей узловатой сильной ладонью. И добродушно пробурчал:

– А вот, торопиться не следует. Ешь не торопясь. Да, потом, если не устала, сходим на реку.

Надо было сказать, что всю свою жизнь, как только он вернулся с фронта, дед прожил здесь на реке. Здесь и бабушку мою встретил, местную отчаянную девку-красавицу. За ней вся округа бегала. Но, бабушка выбрала деда. И в этом доме они прожили всю свою жизнь. Здесь и сына, отца моего родили. Здесь и похоронили его. Дед говорил, что его река забрала. Я была маленькой и все никак не могла понять, зачем реке мой папа. И, иногда, прибегала тайком на берег, и со слезами просила у Реки вернуть моего папу, а взамен я кидала в ее неторопливое течение свои любимые игрушки. Бабушка недолго пережила сына. Истаяла, как свеча за два года. Умерла бабушка тоже здесь, и была похоронена на местном кладбище, рядом со своими родителями и любимым сыном.

А дед так и остался жить в этом доме. Он был военным инженером и строил мосты. А после ранения и выхода на пенсию остался здесь и работал на реке обычным бакенщиком. Мама уехала за лучшей долей в город. Появлялась она крайне редко. Я относилась к этому с детской философией и спокойной рассудительностью. И вскоре, мама стала для меня, скорее, каким-то символом, нежели живым человеком. У всех детей должны быть мамы. Ну, вот, пожалуйста, у меня она есть, все, как полагается. И мы остались вдвоем с дедом. И меня это ничуть не огорчало. В этом доме прошло все мое детство.

Мы молча шли вдоль берега реки. Дед смотрел на зарево, которое алело на противоположном берегу, обозначая Город. И вдруг проговорил с улыбкой.

– А ты знаешь, Венька то твой вернулся. Помотался по свету. Говорят, на больших кораблях плавал, по морям-океанам. А вот, гляди ж ты, вернулся сюда. Сейчас он в нашем речном порту работает, баржи водит. Притихший какой-то. То ли жизнь его побила, то ли тоска по родным местам заела.

Радость вспыхнула в моем сердце при упоминании имени друга. А память, стала услужливо рисовать мне картины из моего детства.

Мы сидим на мостках. Солнечные блики, отраженные от речной воды, чуть слепят глаза. Ветерок разговаривает в камышах, как будто, рассказывает сказку. Венька сопит рядом, старательно вырезая из дерева обломанным старым кухонным ножом, выпрошенным у деда Матвея, якобы, для копки червей, маленькую лодочку. Он мне давно обещал. Он смешно раздувает щеки и его уши торчат из-под лохматых, отросших за лето волос.

– Когда я вырасту, я уеду в Город. – Вдруг ни с того ни с сего выдал друг.

Я хлопнула на него глазами.

– А чем тебе здесь не нравится?

Он помотал головой, сокрушаясь по поводу моей дремучести. И даже на время отложил в сторону свою работу.

– Все-таки, бестолковая ты, Варька!! В городе столько всего интересного!!! А здесь что…? Куры по улицам бегают, да собаки брешут. А в городе…!! – И он, захлебываясь от восторга стал мне расписывать чудеса такого далекого и неведомого нам города.

Неделю назад, дед Матвей свозил нас в город, в зоопарк. Вот Венька и впечатлился. Я на секунду задумалась, а потом выдала.

– А я буду бакенщиком, как дед! – Потом, немного подумала, почесала нос и, нерешительно добавила. – А еще, я буду колдуньей. Травы буду всякие собирать и людей лечить.

Друг расхохотался в голос. Я обиженно засопела.

– Так тебе доктором тогда надо, а не колдуньей. Ох, и глупая ты, Варька… Тоже сказанула, колдуньей. – Я хмурилась все больше, грозно сверля его глазами. А он, не замечая моего вида, продолжил. – Счастья ты своего не понимаешь!! Какой из тебя бакенщик?! Туда только мужиков берут, а ты девчонка!! – Он пренебрежительно махнул рукой, как будто, девчонка – это такой зверь невиданный, которому нет места средь остальных нормальных людей.

Губы мои задрожали, а на глаза навернулись слезы. Сверкая глазами, я набросилась на друга:

– Сам ты… девчонка!!! А я все равно, бакенщиком буду!! – Я вскочила на ноги, сердито глянула на Веньку, и припустила к дому, забыв про, выточенный с таким старанием, кораблик.

Время шло. Жизнь сплетала и расплетала свои неведанные узоры, то раскидывая нас в разные стороны, то сближая, чтобы следующим витком, опять растащить, завьюжить, закрутить, как невесомые снежинки по белу свету, наши судьбы.