Наталья Бессонова - Бомжонок

Жили как все семьи моряков: он ходил в походы, а она ждала на берегу. Когда Павел окончил академию и получил назначение на тихоокеанский флот, Ольга безропотно последовала за ним в Петропавловск-Камчатский. Потом был снова Санкт-Петербург, и вот – Севастополь. И в каждом городе для неё без труда находилось место актрисы в каком-нибудь театре. Жена была так увлечена работой, что порой Павлу казалось, что и дома она продолжает играть какую-то не доигранную на сцене роль. Следила за собой, модно одевалась, устраивала быт. Ему нравилось, что рядом с ним эффектная спутница: всегда с модной стрижкой и безукоризненной укладкой, со вкусом одетая. На берегу его встречал уют и вкусный ужин, несмотря на то, что по вечерам супруга обычно была занята в спектаклях. Эта женщина постепенно стала необходимой для него. Он был благодарен ей за всё. Но яркого чувства к ней он никогда не испытывал.

И вот теперь Вера… Естественная, с настоящими, а не с отрепетированными заранее фразами и выражением лица… С искренним, а не диктуемым сценическим образом проявлением чувств… Без модной стрижки, а просто с гривой волнистых светлых волос, струящихся по плечам. Без тени гламура, к которому так стремилась Ольга, зато с натуральным, зашкаливавшим женским обаянием…

Когда Павел вернулся в гостиницу, Веры в номере не оказалось. Позвонил ей на мобильный. Сердце забилось чаще, когда он услышал её голос.

– Какие новости? – спросил мужчина, справившись с волнением.

– Никаких, – упавшим голосом ответила она.

Потом вместе ходили по привокзальным улицам в сопровождении стража порядка с Казанского вокзала, и снова это не принесло результата.

– Вы же понимаете, что это бесполезно, – убеждал милиционер. – Если бы он был где-то рядом, нашёлся бы уже. Раз десять ведь всё обошли. Вам надо возвращаться домой…

Вера молчала, но Павел понимал, что принять такое решение ей непросто.

– У нас есть три дня. Потом будем решать, – ответил он за неё.

Она посмотрела на него с благодарностью. Павел отметил, что женщина более спокойна, чем в первый день. Она собрала все свои силы и сосредоточилась для поисков… или для ожидания…

Поужинав в ресторане на первом этаже гостиницы, разошлись по номерам.

Он опять снял номер по соседству. Долго думал: постучаться к ней или нет. Всё-таки решился.

Вера, казалось, обрадовалась.

– Как вы, Вера? – спросил он. Других слов не нашлось.

– Я вам так за всё благодарна! – сказала она. – Проходите.

Дочка, лёжа между подушками на кровати, доедала свою молочную смесь из бутылочки, а Вера, расположившись за журнальным столиком, что-то рисовала карандашом на листе бумаги.

– Вот, решила Егоркин портрет написать. Фоторобот такой неудачный получился, совсем никакой, – пояснила она. – Пока фотографии нет, портрет отдам. Да и отвлечься немного как-то надо. А то Егорка найдётся, а я где-нибудь в психушке, – невесело усмехнулась она, смахнув слезу.

– Похож, – удивился Павел. – А вы художница, оказывается.

– Да. Вообще-то по образованию я учитель рисования. Только не работала ни дня. Так уж получилось. – И она мило пожала плечиками.

– Я тоже рисую… немного. Непрофессионально, правда. Так, для души. Но настолько похожими портреты у меня не получаются…

– А хотите, я напишу ваш портрет? Всё равно как-то надо время скоротать.

Он не возражал. Уложив поудобнее уснувшую дочку, женщина принялась рисовать Павла. Ему было забавно позировать ей.

– Не улыбайтесь! Иначе лицо получится не такое… совсем не суровое, – то и дело повторяла она.

Но, когда офицер смотрел на неё, лицо его никак не могло быть суровым…

Менее чем через час портрет был готов, и Павел снова поразился её способностям.

– Это вам, – просто сказала она, протянув ему листок.

Потом она что-то рассказывала о сыне, грациозным, но очень естественным движением руки поправляя непослушную прядь, то и дело падающую на лицо. Женщина улыбалась, говоря о Егорке, и её большие глаза лучились бесконечной любовью и нежностью, но порой вдруг они наполнялись тревогой и слезами. А он откровенно любовался ею и думал о своём так некстати зародившемся чувстве. Вера не была похожей ни на одну из женщин, которых он встречал прежде. Ему жутко хотелось обнять её, прижать к себе и до беспамятства целовать эти нежные губы, но, боясь спугнуть, он не посмел к ней даже прикоснуться.

– Если он не найдётся, я умру, – долетели до Павла её слова.

– Он найдётся. Обязательно, – попытался обнадёжить он.

– Я мужу даже ещё не сообщила. Боюсь ему позвонить. Может быть, успеем найти Егорку, ничего и говорить не придётся?

…Поиски не принесли результата и в последующие три дня. Павел с тяжёлым сердцем провожал Веру домой.

Они первыми зашли в купе, уселись друг против друга. Женщина совсем упала духом. Он не находил слов. О чувствах заводить речь было некстати, и утешить её он не мог.

– Какая умница у вас дочка, – сказал он, переведя взгляд на девочку, которую Вера усадила рядом с собой. – Спокойная. Смотрит глазками, как будто всё понимает. И не плачет совсем.

– Да. Словно что-то чувствует. Не знаю, что бы я делала, если бы она капризничала.

– Вера, держите меня в курсе. Уверен, всё образуется. Егорку найдут, всё будет хорошо, – сказал он, хотя сам уже сомневался в благополучном исходе дела.

– Не знаю. Я больше ничего не знаю, – ответила она и заплакала.

Его сердце сжималось от сострадания и любви. Да, это была именно любовь, он теперь не сомневался. Павел осторожно взял её за плечи, придвинулся ближе. Волосы Веры, как и прежде пахнущие ветром, мягко коснулись его щеки, он ощутил солёный вкус слёз на её губах… Это был даже не поцелуй, а как бы случайное прикосновение…

Она вздрогнула от неожиданности и отпрянула от него.

– Простите меня, – поспешил извиниться Павел, как будто опомнившись.

– Это вы меня простите. Я вам так благодарна… Если бы не вы… – Она, похоже, не знала, как себя вести. – Вы такой… хороший!

– Да уж, толку-то от этого. Если бы я только мог…

– Провожающие есть? – раздался голос проводника. – Провожающие, выходим!

– Заезжающие есть! – весело сообщил высокий полный мужчина, занося в купе чемоданы и заполнив собой всё пространство в купе. – Здравствуйте! Вместе поедем…

Поезд давно ушёл, а Павел всё стоял на перроне.

– Идиот! Какой идиот! – ругал он себя, сам не понимая за что. «Я тебя обязательно увижу! Увижу!» – хотелось кричать ему.

А внутренний голос спрашивал: «Зачем?»

Егорка проснулся от того, что кто-то тряс его за плечо. Мама будила его совсем не так: нежно гладила по волосам, целовала в щёчки и носик, приговаривая: «Просыпайся, мой сыночек, просыпайся, мой птенчик…»