А. Федоров - Масон

Мы вышли из фазы алкогольного помутнения рассудка и от отчаянья замотали головами, как жеребцы, ожидающие неотвратимой напасти, то есть выхолощения, связанного с тем, что по мнению жестоких ветеринаров мы уже по возрасту потеряли репродуктивный азарт. Было нетрудно понять, что кто-то уже занес руку со скальпелем над нашими мошонками, а другой – готовился вывести на авансцену претендента на наше место в этой жизни!..

Хвост сильно воспаленных фантазий продолжал тянуться за не полностью протрезвевшим рассудком: несчастный Мефистофель местного масштаба виделся в черном плаще, поющим жгучим баритоном известную арию со сцены, больше похожей на лобное место. Я плохо улавливал мелодию (то были только мои проблемы – полное отсутствие музыкального слуха). Но почему-то и слова арии разбирались моим слуховым анализатором весьма некачественно. С грехом пополам я сумел лишь понять, что "люди гибнут за метал". И показывать пример такого действа буде именно наш Мефистофель. Причем, учитывая его положение и доступность к городской казне, можно было предположить, что грех субъекта, нечистого на руку, был огромен по масштабам и не искупаем в течение минимум восьми будущих поколений его отпрысков…

Дальше уже полностью первородное имя этого персонажа ушло в небытие, а остался образ только вошедшего в кураж Мефистофеля. Он не спит ночами, все думает о том, какой еще путепровод, транспортную развязку устроить горожанам, как половчее истратить миллионы общественных средств. Ему мало весомого каменного вклада в тротуары Невского проспекта – большие, несложные работы легко и прибыльно выполнять. Но его совершенно не волнует то, что избирали горожане его не на роль позера и болтуна, а "работяги", готового спасать положение. Ожидалось, что именно он наведет порядок в коммунальном хозяйстве города, а не разрушит его окончательно в угоду личным интересам, имеющим четкие адреса. От него ждут простого: чтобы он добился проведения ремонта в каждой квартире горячего и холодного водоснабжения, канализации, отопления. Надеялись, что он обеспечит достойный комфорт всем жителям, а не только себя лично и членам "своей семьи" – верхушке городской власти. Но сейчас я не хотел говорить об этом – тут и так все ясно: личная корысть любого человека способна испортить, сгноить его душу на корню. Я уже достаточно протрезвел и возжелал вернуться к "нашим баранам".

– Олежек, обрати внимание, – начал я издалека, мешая слезы с соплями и выпивкой, – наш Мефистофель теперь решил опереться на слабый пол – на баб-администраторов. То, что он не гомосексуалист – уже радует. Но не компанию же для пикника он выбирает…

Я взглянул на Олега глазами загнанного, совершенно серого осла, не способного вникать в тайны высокой политики, и продолжил:

– Вдумайся в логику аргументов этого государственного деятеля: он решил назначать женщин на ответственные посты, потому что его критиковали за отсутствие слабого пола в прежнем составе администрации… Вдумался?.. Вдумайся,.. Олежек! Ты чувствуешь, какой коварный идиотизм?..

Мне, честно говоря, показалось, что Олег из-за воздействия паров алкоголя на аксоны и дендриты нервных клеток не въехал в тему… Я опять принялся раскачивать жиденькую стремянку, на которую загнала нас фантазия алкоголиков: мы стояли на верхней ступенечке и подглядывали в чужие окна – в нутро Смольного института – оплота нынешних бюрократов…

– Ты пойми, Олег! Мефистофель выбрал баб не по деловым или хотя бы функционально-половым качествам, а только потому, что у них в метриках отмечен пол еще при рождении – "женский"! А в натуре-то они, скорее всего, что-то среднее – застряли на развилке между бабой и мужиком. Мефистофель же надувает их, родненьких! Они-то, простофили, действительно считают, что обладают административными талантами. А на самом деле они все – сплошное говно!.. Их выбрали только потому, что был необходим специфический политический душок!.. Настало время менять "блядей", как в том публичном доме, где план катастрофически не выполнялся старым составом!

Тут я сам почувствовал, что слишком часто употребляю слово "говно" "блядей" и прочую ненормативную лексику. Я засовестился… По этому случаю выпили еще и оттого, видимо, воля моя окрепла. Я вдруг стал различать даже то, что раньше никто до меня не видел, не ощущал, не постигал! Давно социологи выявили, что в популяции цивилизованных этносов один умный персонаж приходится на тысячу дураков. Но в хромых на обе мозговые ноги популяциях один умный приходится на десять, а то и сто тысяч дураков. Вот именно к такой категории интеллектуальных возможностей и относится популяция моей дорогой отчизны. Ужас!.. Кровь стыла у меня в жилах!.. Конечно, все вокруг – говно! А чему собственно надо удивляться: все наши монархи были немцами. России обеспечивалось место в пятерке самых передовых стран. Вот и хозяином Путиловского завода был до революции немец – тогда и работал конвейер слаженно и без перебоев, а теперь завод не может найти заказчиков и покупателей своей продукции…

По такому случаю необходимо не просто выпить – нужно нализаться до чертиков, до поросячьего визга, до изумления!.. Так мы с Олегом и сделали… И вот когда через приличное время протрезвление стало медленно, словно ледяной сон на зимнем сквозняке, освобождать мои мозги, я вдруг вспомнил недавний визит в противотуберкулезный диспансер нашего района. Там главным врачом уже много лет служила умнейшая женщина, кстати, имя и отчество Ирины Иосифовны обнажало генетические корни ее рода. Она, потряхивая с восторгом совершенно седой головой, заявила мне, что диспансер "взяли на дотацию шведы"… Вопрос, вырвавшийся из глотки, повис в воздухе, сильно подпорченном злейшим запахом карболовки: "Зачем шведам нужно тратить деньги своего народа на то, чтобы поправлять здоровье русским?". Я никак не мог допереть до логики: наши предки гнали шведского короля Карла XII, позорили его, мучили контрибуцией, отнимали земли, называя их исконно русскими, хотя все прекрасно понимали, что они такие же русские, как и шведские. Петра I, ведомый психопатией и неуемной страстью к морю, рушил благоприятные традиции и расширял границы. Оказывается, он покорял территории, чтобы сделать заселяющие их народы нищими и несчастными. Но теперь шведы не плюют нам в физиономию, а помогают… На кой черт шведам тратить на российских "тубиков" деньги?

Ответ, оказывается, был прост, как акт дефекации или рекургитации. Шведы боятся, что туберкулез от нас через спрятавшуюся в лесах Финляндию перекинется на остальную часть Скандинавии. Они выделили деньги не только на приобретение нового оборудования и медикаментов для диспансера, но отрядили значительную сумму на кормление наших бомжей. Ни в одной из цивилизованных стран мира, оказывается, нет такого количества бродяг, да еще больных туберкулезом. Врачи-фтизиатры диспансера только за то, чтобы бомж согласился проглотить положенную ему для лечения таблетку противотуберкулезного препарата, выдают пациенту приличный пакет с продуктами. А выпивку он покупает на пенсию по инвалидности! И в "великой стране" России наступает благоденствие. Зато к трехсотлетию города Санкт-Петербурга администрация вгоняет миллионы, отобранные по крохам у населения, в том числе и якобы за коммунальные услуги, в каменную мостовую. Может быть, наивный человек и поверит, что камушки, сделанные из дешевого материала на заводиках известного частного лица, и изменят радикально облик Невского проспекта. Но мудрый человек, скорее всего, вспомнит рассказы про времена Екатерины, когда венценосную встречали "Потемкинскими деревнями". А читающий классику наблюдатель, слушая сладкие речи хранителя города про успешную реконструкцию метрополитена, обязательно вспомнит гоголевского Хлестакова. Не трудно догадаться о том, кому доходы текут в карман. На сей счет мне вспомнились годы скитаний по морям и океанам: наш старпом закупал продукты для экипажа судна по очень простой схеме. Ее суть состояла в следующей комбинации: по документам оформлялись продукты по высокой цене, а в наличие оказывалась менее качественная жратва; разница, естественно, шла в карман старпому и дельцу – шипшандлеру. Установка некачественного проходческого щита, да и все манипуляции под землей нашего города, стоящие налогоплательщикам огромных денег. Очень уж напоминали городские махинации действия нашего бывшего старпома. Только технологии головотяпства и стяжательства применительны теперь к масштабам метростроя. Если же Мефистофелю-Хлестакову удастся склонить правительство еще и к реанимации строительства порядком разворованной дамбы, то на том можно нажить грандиозный капитал. Из таких шальных денег легко реализуется "разница". Ее тихо откладывают на личные счета заинтересованных сторон, используя для того возможности оффшорных зон.