Вирджиния Фейто - Миссис Марч

В то утро миссис Марч отправилась в цветочный магазин – дорогой магазин на Мэдисон-авеню, в рекламе которого указывалось, что у них имеется своя собственная маленькая оранжерея. Там она купила несколько больших букетов: красные розы в окружении веток эвкалипта и падуба; склонившиеся вниз сосновые лапы с густыми иголками, напоминающие щетки для чистки барабанов, которыми, как она видела, размахивали джазовые музыканты в «Карлайле». Она поставила пару в гостиной, одну в гостевой ванной комнате, где также добавила и ароматическую свечку с запахом магнолии, впечатляющий набор иностранного мыла и позолоченную стеклянную бутылочку с лосьоном для рук, который она обычно прятала у себя в тумбочке рядом с кроватью. Она так делала, опасаясь, что Марта может перепутать его с мылом. Лосьон был французским, и, как подозревала миссис Марч, Марта просто не знала, что lait pour mains означает «крем для рук».

Она поправила картину, висевшую над унитазом, – игривое изображение нескольких кокетливых молодых женщин, купающихся в ручье. Сквозь растущие на берегу деревья падали лучи света, освещая мягкие светлые волосы и тела женщин. Они робко улыбались, опуская глаза, но при этом все смотрели на зрителя. Эта картина не представляла никакой ценности и была куплена по дешевке после того, как ее откопали в старой художественной галерее, которая находилась на грани банкротства. Перед тем как выйти из ванной комнаты, миссис Марч какое-то время стояла перед картиной, с восхищением ее рассматривая. Мысль о том, что она относится к женщинам, способным оценить наводящее на размышления искусство, давала ей удовлетворение, несмотря на то, что она не знала фамилии художника и ей всегда было некомфортно смотреть на наготу. Теперь в ванной пахло сосной, и этот запах заполнил все помещение.

Миссис Марч отправилась в кухню и обнаружила, что там приятно находиться, – когда в ней так тихо, спокойно и темно и тишину нарушает только тихое сопение холодильника. Она почувствовала себя почти виноватой из-за того, что здесь вскоре появятся представители фирмы, занимающейся обслуживанием банкетов, и неизбежно нарушат это спокойствие. В конце концов она решила не подавать макаронс на десерт, вместо них выбрав тарталетки с малиновым чизкейком из маленькой пекарни с другой стороны парка (подальше от Патриции), а также традиционную, проверенную временем клубнику со сливками. Клубника стояла на полу в кухне в деревянных ящиках. На нее стоило посмотреть! Ярко-красные ягоды блестели и цветом напоминали маки. Сливки взбили с бурбонской ванилью с Мадагаскара и кондитерским сахаром. Они парили над хрустальным блюдом, словно облака. Миссис Марч представила лица гостей, раскрасневшиеся от радости и восхищения (на которых также будет заметна и зависть) – и этот образ буквально придал ей сил.

Она с восхищением осмотрела работу своих рук по всей кухне и пришла к выводу: определенно, это будет одна из самых завидных вечеринок и уж точно самая впечатляющая из тех, на которых была она сама . А уж литературный мир ее запомнит очень надолго.

Нельзя сказать, что она не посещала изысканные вечеринки. На самом деле даже весьма приличное количество.

В годы ее детства родители часто устраивали претенциозные ужины у себя в квартире. С дресс-кодом, который требуется на официальные мероприятия, специально приглашенными шеф-поварами и джазовыми квартетами. В такие вечера миссис Марч и ее сестра Лайза рано ужинали в кухне, где им подавали остатки после приготовления пищи. Они угрюмо это ели и смотрели на розовые блестящие канапе, которые планировалось подавать гостям. Эта еда дразнила их со столов, и вполне оправданно было украдкой на нее плюнуть разок или два.

Потом родители запирали сестер в их комнатах, имевших общую ванную. По большей части они проводили вечера в комнате Лайзы, поскольку она была старшей сестрой и у нее в комнате стоял телевизор. Они обычно смотрели фильмы ужасов, иногда какое-то европейское авторское кино и хихикали над обнаженной натурой, от вида которой захватывало дух.

Иногда их пугали взрывы хохота или пронзительные голоса из гостиной, иногда – звериное фырканье в коридоре. Однажды вечером ручка на двери в спальню стала медленно поворачиваться, потом ее принялись яростно трясти так, что задрожал весь косяк. Девочки сидели рядом, неподвижно и неотрывно смотрели на дверь, пока ее не прекратили трясти.

Кошку вместе с ее лотком, едой и водой запирали с ними, чтобы гостей не беспокоило мяуканье, на их одежде не оставалась кошачья шерсть и – боже упаси! – кошка не запрыгнула на стол. Обычно она царапала дверь и непрерывно орала, чтобы ее выпустили. Миссис Марч расстраивалась из-за ее страданий, подходила к двери, трогала ее, словно пытаясь открыть, потом изображала досаду, чтобы кошка поняла: она тоже оказалась в ловушке в комнате.

Наутро после таких вечеринок в доме пахло по-другому – духами из сандалового дерева, сигарами и ароматическими свечами, что было странно, потому что ее родители не держали таких свечей.

Когда миссис Марч исполнилось семнадцать лет, ее наконец пригласили поприсутствовать на одной из таких вечеринок. Ее отец упомянул это вскользь однажды субботним вечером, читая газету и даже не выглянув из-за нее.

Она почувствовала себя очень взрослой, или начала сильно нервничать, или и то и другое сразу. Она стащила из бара бутылку шерри и приложилась к ней у себя в комнате, вначале робко и с перерывами, потом большими глотками, один за другим.

В тот вечер она слишком возбужденно дискутировала с друзьями своих родителей о театре и искусстве. Не задумываясь, смеялась над шутками, хотя не была уверена, что поняла их смысл. Она влезла в серьезный спор интеллектуалов, обсуждавших, что важнее – природные способности или воспитание и обучение, она цитировала Мэри Шелли, работы которой изучала в школе. Она пробовала все блюда, которые приготовил шеф-повар для этого роскошного пира, подобного обильным трапезам в эпоху Тюдоров. Подавали даже жареную оленину и мясной пирог. Она продолжала пить, пока вдруг не поняла, что все гости ушли, а она стоит в одиночестве со стаканом портвейна в руке и не помнит, как его наливала.

Всю ночь она обнималась с унитазом, стояла на коленях на холодном, выложенном плиткой полу в общей с сестрой ванной комнате. Из нее что-то продолжало выходить до самого утра, организм очищался от тяжелой мясной пищи, которая вылетала из нее вязкими и склизкими комками.

На следующий день она долго пряталась в своей комнате и вышла только после обеда. И когда в конце концов заглянула в гостиную, ей показалось, что мебель стоит не совсем так, как всегда, – сдвинута на несколько сантиметров. Похоже, что и книги отца стояли не в том порядке, а на голубой фарфоровой вазе на пианино появился дракон, хотя миссис Марч была уверена, что раньше на ней всегда изображалась птица.