О. Дорош - Грехи Марии

В то утро я проснулась рано. Мама и бабушка готовили оладушки, а Давид уехал на новеньком аисте на практику в школу, которая вот уже как пять дней шла без Давида, о чем он постоянно всем напоминал. В итоге, мама с бабушкой не выдержали и ругая его всем, на чем стоит белый свет, отправили в школу, лишь бы не слонялся по двору.

Сегодня мама и отчим должны были уехать на лесопилку для того, чтобы заказать топливо нам с бабушкой на зиму. Дело в том, что наш дом отапливался огромной русской печью, доставшейся нам в наследство от предыдущих владельцев дома. От печи по всем комнатам шло водяное отопление, но это все равно не облегчало бабушке задачу, и каждое зимнее утро ей приходилось тащиться в сарайку за дровами.

Мы с Давидом помогали бабушке как могли: управляли животных, складывали дрова, косили траву и даже иногда помогали готовить соленья на зиму, но все равно этого было мало, и бабушка каждый раз с грустью ждала приближение зимы.

Мама как раз упаковывала большую часть оладьев с собой, когда бабушка сообщила что у тети Люды окотилась кошка и ей нужно пойти помочь с котятами. На какой-то момент мне показалось, что бабушка хочет пойти и принять роды у соседской кошки, но к тому времени как бабушка собралась уходить и потянулась за большим эмалированным ведром, я поняла, что она идет туда далеко не за этим. Мне было невероятно жаль маленьких новорожденных котят, и я устроила некрасивую истерику с просьбами и слезами, я клялась, что буду кормить их, купать и убирать за ними, но бабушка была непреклонной. В итоге, я закрылась в своей комнате и объявила всем что никогда оттуда не выйду, и что я не собираюсь жить с убийцами. Бабушка же тяжело вздохнула и ушла к соседке. Мама с отчимом продолжили собираться в поездку.

Когда все стихло, я просидела еще несколько минут в комнате, чтобы до конца удостовериться в том, что я осталась совершенно одна дома. Бабушка с Давидом часто оставляли меня одну. Мне было не в новинку. Они запирали дверь на засов, и я часами была предоставлена сама себе. Мне в этом году исполнилось полных двенадцать лет, и я была порой рада остаться одна. Вот и в этот раз, разлепив заплаканные глаза, я прошла на кухню чтобы сделать себе бутерброд. Из-за утреннего скандала с котятами я так и не позавтракала и теперь живот отзывался во мне утробными рычаниями.

Намазав толстым слоем варенье на жирненький оладушек, я аккуратно поддела его пальцами, балансируя его на подушечках так, чтобы варенье растекалось ровным слоем по всей выпечке, и приготовилась засунуть кусок в рот, когда нам моих ухом раздался мужской голос:

– Я не помню, чтобы разрешал тебе выходить из комнаты.

От неожиданности я уронила оладушек. Он пролетел со скоростью света и, развернувшись вареньевым слоем вниз, прилип к коврику. Кто бы сомневался.

Повернувшись на звук голоса, я столкнулась нос к носу с отчимом. Он наклонился ко мне, достаточно сильно ссутулив спину так, чтобы находиться на одном уровне со мной. Мужчина стоял так близко, что я видела крапинки в его черных как уголь глазах.

– Что замерла, маленькая принцесса? Или я должен поклониться в ноги его величеству для того, чтобы ты снизошла дать ответ?

– Это мой дом. Я могу выходить и входить в любую комнату. – Я решила, что с такими как отчим поможет только одно – я буду нападать на него. Возможно, если напомнить ему что он в нашем доме не хозяин, то ситуация изменится. Возможно, он просто забыл об этом.

Но моя уловка не сработала. Отчим скрестил руки на груди и посмотрел на меня долгим задумчивым взглядом. Я же ждала. Не собиралась первая вступать с ним в разговор.

– Я кажется спросил тебя: Что. Ты. Тут. Делаешь? – его ноздри раздувались с каждым словом все сильнее и сильнее, почти как в тот вечер, две недели назад, когда он отчитал меня.

– Я ем, разве не видно? – ответила я чуть спокойнее и опустила глаза на прилипший бутерброд, давая ему понять, что чрезвычайно занята.

На уроке обществознания, перед самыми каникулами, мы проходили тему конфликтного общения. Тогда я была добровольцем, а Юрка с третей парты был моим оппонентом, причем каждый раз, когда учительница говорила слово “оппонент” он густо краснел и говорил, что не нужно на него наговаривать, он совсем не такой. Так вот, на том уроке мы учились гасить конфликты еще на стадии их возникновения. Юрка старался, толкал меня руками и говорил, что я глупая девчонка, а я защищалась цивилизованно , как мне велела учительница. После нашей сорокаминутной баталии в итоге учительница сказала, что у нее болит голова, она устала и мы ее совершенно не слушаем и не понимаем. Ну и конечно то, что мы – самый невоспитанный класс. В тот день придя со школы я открыла новенький библиотечный учебник по конфликтологии и принялась разбирать несколько глав самостоятельно. Мне ужасно хотелось порадовать учительницу, но большую часть текста я тогда так и не поняла.

Сейчас же, стоя напротив отчима, я старалась быть взрослой и умной, применяя в разговоре с ним умные фразы, анализируя в голове главы из учебника.

– Я считаю, что вы не должны впредь так ко мне подкрадываться, – напомнила ему я, и видя по его поднятым бровям, что моя реплика сбила его с мыслей, продолжила. – Во-первых, я была уверена, что вы с мамой отправились на лесопилку, во-вторых, как я уже заметила ранее – это мой дом, а не ваш, и это я могу тут находиться, а вот вы – нет.

Однако отчим не захотел слушать мои весомые аргументы, и приблизив ко мне лицо, прошептал:

– Да, я должен был быть на лесопилке, но одна маленькая принцесса захотела устроить скандал и мне пришлось остаться с этой маленькой невоспитанной девочкой для того, чтобы она не натворила дел. И еще, запомни на будущее: это ты находишься в моем доме, а не наоборот. Ты ешь мою еду, спишь на моих кроватях и ходишь в моей одежде. Это я отправлял деньги твоей бабке для того, чтобы она кормила твой рот. Это понятно?

Я неуверенно потопталась не месте, не в силах опровергнуть его слова. У меня не было информации о том, что он не прав или же наоборот. Я отвела взгляд. Отчим сразу же понял, что победил. На его лице появилась уже знакомая кривая усмешка.

– Принцесса, ты наказана. Сегодня никакой еды, понятно? Ты больше не будешь брать еду без разрешения! Еду нужно вымолить у Господа, а значит и у меня!

– Что?! – я опешила. Разве можно было контролировать кого-то едой. Это нечестно и неправильно. Разве не должны взрослые заботиться о детях, разве это не входит в их обязанности. Как же можно отобрать у человека то, что дает ему силу жизни? Этого просто не может быть!

– А что такое? Я непонятно выражаюсь? – продолжал он не замечая моей растерянности. – Ты ешь мою еду, а значит – я контролирую твое пищевое поведение.