Лариса Королева - Глинтвейн на снегу

– Нет у меня ничего ценного. Кроме того, я ведь уже через несколько часов вернусь в палату.

Две молоденькие медсестрички (или технички) заговорщически переглянулись. Дашину самоуверенность они явно не разделяли.

Девушки докатили пациентку, которая по пути возмущалась тем, что не разрешили дойти самой, до операционной. И тут подошла пожилая медсестра, открывшая двери и втолкнувшая каталку внутрь. Эта седовласая женщина в очках с толстыми линзами пережала руку резиновым жгутом и принялась безуспешно тыкать шприцом, ворча: «Что-то не получается». Кое-как вколов препарат, она принялась столь же неловко и неубедительно манипулировать кистью руки, пытаясь что-то в неё воткнуть.

– А у вас тут есть кто-нибудь, кто в вены умеет попадать? Если да, так позовите, – весело сказала Дарья и подумала: «Вот оно, светлое будущее пенсионной реформы! Каждого проголосовавшего за неё депутата надо приговаривать к медсёстрам шестидесяти лет и водителям – шестидесяти пяти».

Заработал тонометр, сжимая предплечье левой руки и измеряя давление. Леденёва пыталась определить: «Зачем я им вся голая, если проблема в только локте? Стало быть, если что-то пойдёт не так, будет проще производить спасательные манипуляции с телом»?

Здесь она всего лишь тело .

– Здравствуйте, – раздался позади весёлый голос.

Дарья закатила глаза и увидела сидящего позади анестезиолога, на коленях которого лежала дыхательная трубка. Значит, всё-таки будут запихивать её в горло. Вспомнилось из Высоцкого: «Вот он, гад, в окне маячит, за спиною штепсель прячет», и она спросила:

– Как у Надежды прошла операция?

– Нормально. Сутки пробудет в реанимации. Как вам тут у нас?

– Ужасно.

– Прям так ужасно?

– Ага. Курить не разрешаете, даже во двор выходить запрещаете…

– Так больные разные бывают! Тут на днях один пациент перелез через забор, купил бутылку водки, вернулся обратно и выпил её всю! Вы представляете, в каком он был состоянии?

– Жаль, что такая замечательная идея не пришла в голову мне , – эта фраза оказалась последней, которую произнесла Даша. По крайней мере, запомнила…

Она очнулась от ощущения мурашек в двух пальцах левой руки и подумала: «Хоть что-то! По крайней мере, я их чувствую», и тут же услышала женский голос:

– Не спать, Даша, не спать!

Спать хотелось так, будто разбудили в три часа ночи, сообщив, что надо срочно ехать в аэропорт. Но никаких других ощущений вроде тошноты и дурноты, которых она заранее боялась, не было. Зато болело горло от трубки, через которую подавали какой-то «сонный» газ.

Над ней склонился доктор Родионов:

– Как вы себя чувствуете?

– Отлично.

Не жаловаться же было снова на то, что не дают гулять и курить, тем более, сейчас ни того, ни другого не хотелось. Как и просыпаться. Леденёва вспомнила, что читала в Интернете о возможной потере памяти после наркоза. Так, одна девушка писала на форуме, что забыла коды своей банковской карты. Дарья тут же воспроизвела в уме коды всех четырёх своих карточек, что её заметно приободрило.

Неподалёку лежали несколько мужчин и женщин, это была не реанимация, а палата, в которой отходили от наркоза пациенты после операции. За столом сидела следящая за ними медсестра и вносившая записи в журнал. Один из мужчин постоянно ныл:

– Закапайте мне нос, – и теребил пальцами повязку на лбу.

– Женя, ну сколько можно капать, ты же всю слизистую себе сожжёшь, – недовольно отвечала медсестра и настойчиво просила: – Не трогай голову, Женя!

Когда Дарью через пару часов вкатили в палату, она с удивлением увидела лежащую на койке Валю и спросила у девушек:

– А почему её не забрали на операцию?

– Ночью экстренных больных привезли. Так что Валю перенесли на завтра.

«Господи, бедняжка, ещё сутки ждать, ничего не есть и нервничать в ожидании, – пожалела соседку Даша. – Конечно, Валя же „бесплатная“, поэтому пойдёт на операционный стол в последнюю очередь».

Поднявшись на ноги, Дарья неловко влезла в свой домашний костюмчик – теперь уже больничный, стараясь не перепачкать его кровью с повязки, и улеглась. Медсестра подложила ей под локоть непромокаемую пелёнку, которая тут же окрасилась, и пообещала:

– Завтра кровотечение уже прекратится.

– Завтра я отсюда уже уйду, – решительным тоном отозвалась Леденёва.

Девушка рассмеялась и пошла к двери. По тому, насколько весёлым и заливистым был её смех, Даша предположила, что её уверенность опять не разделяют. Тут она поняла, почему ноет здоровая рука: из кисти торчала небольшая пластиковая конструкция, похожая на детскую пустышку без резинки

– Выдерните у меня из руки эту штуку, – крикнула она вслед уходящей медсестре.

– Это не штучка, а венозный катетер, он нужен, чтобы был доступ к вене, и можно было поставить капельницу.

– Мне не понадобится капельница. Выдерните, или я это сделаю сама!

«Кажется, я не очень удобный пациент», – самокритично подумала Дарья, когда медсестра выполнила её просьбу-приказ и удалилась.

Леденёва написала сыну в Ватсапе: «От наркоза отошла, говорить пока не могу» и переслала это сообщение ещё четырём близким людям, ждущим от неё весточки после операции. Вообще-то, говорить, несмотря на болящее горло, она, конечно, могла. Но не хотелось. Не читалось. Не спалось. Кроме того, она боялась, что не до конца отошла от наркоза и может сказать что-то не то.

Вспомнился случай многолетней давности, когда её подруга перенесла операцию на колене. Поздно вечером, едва придя в себя, она позвонила и во всех подробностях поведала, что и как с ней происходило. А утром опять набрала Дашин номер, принялась пересказывать всё сначала, и была очень удивлена тому, что накануне они беседовали. Так что помнить коды банковских карточек – ещё не значит пребывать в твёрдом уме и здравой памяти.

Туго набитая огромная подушка годилась лишь на то, чтобы прислонять её к спинке кровати, когда сидишь. Лежать на ней было невозможно. Да и не хотелось. Можно представить, сколько негативной энергетики нёс в себе этот квадратный предмет, впитавший в себя боль и страх сотен больных людей!

Посреди ночи, ворочаясь с бока на бок и не находя удобного положения для обёрнутой в пелёнку больной руки, которая бесконечно ныла, Дарья поняла, что хочет устроиться так, чтобы кисть свисала с койки, но было страшно лечь на самый край высокой узкой кровати, казалось, что с неё запросто можно свалиться. И тут она услышала доносящиеся из какой-то палаты тревожные крики:

– Женя, не спать, не спать! Женя, дыши! Дыши, Женя!

Боже мой, что там с этим Женей? Может, она зря отказалась от обезболивающего препарата? Рана ноет вполне терпимо, но укол помог бы заснуть. Или нет?