Лариса Карпова - Кувшинки в снегу

Сентябрь 1433 г.

Вёсла с легким плеском входили в воду, оставляя за собой пенящиеся буруны, струг ходко шёл вниз по течению. Сидя на возвышении у самого носа судна, Афанасий Градский в который раз тревожно огляделся и привычным жестом огладил свою аккуратную купеческую бородку. Лес по берегам реки играл жёлтыми, красными, зелёными красками, которые отражались в воде, создавая радостный калейдоскоп бабьего лета, но потемневшая листва склонившихся к воде ив говорила, что это последние тёплые деньки в этом году. Они не успевали, и это заставляло бывалого купца хмурить брови и в который раз ругать себя за то, что взял жену с собой. Он оглянулся и посмотрел на корму, где под навесом сидела Синильга и, тихонько напевая, вязала малюсенький носочек. Взгляд Афанасия потеплел. Как он мог отказать ей? Любовно оглядывая её округлившуюся из-за беременности фигуру, белые скандинавские косы, ловкие пальчики, он признался себе, что вряд ли смог бы прожить без неё эти несколько месяцев, которые заняла торговая экспедиция в верховья Камы. И потом, Афанасий был уверен, что они успеют вернуться в Новгород до того, как Синильге придёт время рожать. Но они не успевали! Эта мысль неотступно билась в его голове, мешая найти выход из положения. Синильге со дня на день понадобится акушерка, а где он найдёт акушерку в этих Богом забытых лесах, где лишь изредка по берегам рек встречались коми-пермяцкие городища, в которых единственными лекарями были колдуны – памы. Афанасия не радовали даже набитые пушниной тюки. Его сжигала тревога за жену. Экспедиция оказалась довольно тяжёлой: от шумных пристаней Великого Новгорода они плыли в Ладожское озеро, потом в Онежское. Оттуда переволокли челны в озеро Белое, из него вышли в речку Сухону, из Сухоны в Юг-реку и её притоки. Потом опять тащили челны сушей до малой речки, которая и привела их к Каме, потом шли в верховья на Вишеру и Колву. Да ещё эти чёртовы охотники манси! Сменили место стоянки! Его команде понадобилось несколько недель, чтобы найти их новое становище, несколько драгоценных недель. А теперь они были ещё очень далеко от дома.

Жена почувствовала его пристальный взгляд и подняла голову от вязанья. Заметив его нахмуренный вид и, догадываясь о причинах столь плохого настроения, Синильга улыбнулась, окатив его теплотой своих лучистых синих глаз, и увидела, как тут же разгладилась морщинка между его бровей. Афанасий подошел к жене, провожаемый завистливыми взглядами гребцов, жёны которых остались дома, и присел рядом.

– Ну, как ты? – спросил он, придвигаясь к жене поближе. Его каждый раз удивляло своё желание быть к ней как можно ближе. – Продержишься до дома?

– Я-то продержусь, – весёлая хитринка мелькнула в её глазах, – а вот он может со мной и не согласиться. – Синильга нежно погладила свой живот и, наклонившись к нему, прошептала: «Папочка тебя встретит».

– Господи, Синильга, прекрати так шутить, твой огромный живот и твоё спокойствие просто… – Афанасий замер, увидев, что жена побледнела и выронила вязание. Он схватил её за плечо и начал трясти: – Что? Что? Синильга, что с тобой?

– Любый, прекрати меня так трясти, – она выдавила улыбку, – если не хочешь, чтобы твой ребёнок вывалился на палубу. А через пару часов он все равно так и сделает!

– Ты рожаешь? Сейчас?!! – Афанасий побледнел ещё больше жены. – Прошка!! – Его крик хлестнул по гребцам и поднял рыжего растрёпанного паренька на ноги. Тот был их проводником в нескольких последних торговых рейдах и большую часть времени спал, притулившись у тюков с пушниной и накрывшись облезлой медвежьей шкурой. Сейчас он непонимающе моргал глазами, ожидая, что последует дальше. – Где ближайшее поселение, даже если это одна полуразвалившаяся хижина?

– Дык, это, – Прошка чесал голову и оглядывался по сторонам; по берегам стоял лес: густой, заваленный валежником, тёмные ели, отражаясь в воде, создавали ощущение заброшенности, оторванности от мира, – дык, аккурат за поворотом реки в долине есть одно, – голос Прошки вернул Афанасия к реальности.

– Все на вёсла! Навались, ребята! – команда Афанасия разорвала тишину, плеск вёсел стал чаще и громче, ладья полетела по воде, всё набирая темп.

Деревенька вынырнула из-за поворота, её серая ограда быстро приближалась, до струга доносился запах дыма, слышались колодезный скрип и стук топора. Гребцы уже держали сходни наготове, и Прошка, лохматя вихрастую голову, готовился спрыгнуть на берег. Прошка знал все прикамские наречия и своим наивным видом располагал к разговору, как никто другой. За несколько минут он мог узнать о местном населении больше, чем купец Афанасий Градский за долгие месяцы. Поэтому Прошка был не только хорошим проводником, но и неизменным участником всех переговоров с местными жителями. Афанасий давно подумывал взять Прошку к себе на двор, очень уж близок стал ему этот сирота за годы торговых экспедиций, он относился к нему по-отечески, и Прошка, чувствуя это, старался всячески угодить купцу.

Сейчас взгляд паренька метался по берегу, выглядывая удобное место для высадки, и засиял, когда Прошка увидел удобный сход к воде и деревянный настил, к которому было привязано несколько лодок. На берегу уже стояли местные жители, несколько мужиков и баб: кто-то в длинных суконных рубахах и лаптях, кто-то в кожаных штанах и рубахах, расшитых костяными бляшками, явно охотники. Вид торговой ладьи был не таким уж частым зрелищем для местных жителей, и они с любопытством рассматривали приближающееся судно. Струг не успел причалить, как Прошка спрыгнул на настил, и его голые пятки засверкали на тропинке. Афанасий увидел, как паренёк, отчаянно жестикулируя, что-то быстро объясняет жителям, после чего вокруг него загомонили сразу несколько человек, и какой-то старик показал рукой дальше вниз по течению. Паренёк раскланялся, вызвав недоумённые улыбки, и побежал назад к ладье.

Афанасий уже начал терять терпение, когда запыхавшийся Прошка перевалился через борт. Купец нетерпеливо ухватил его за шиворот и поднял на ноги. «Ну, что? Есть у них повитуха?» – Прошка поморщился от гулкого голоса купца, раздававшегося у самого его уха, и, чтобы не подвергать опасности свой слух, быстро затараторил: «Дык, это, нет у них в деревне повитухи! Колдун их пришлых не жалует, да и лекарством занимается нечасто, а врачует их старуха-знахарка, Травеной кличут, ну и рожает когда кто, её зовут, дык, тока побаиваются они её, говорят, с духами знается, в душу человеческую заглядывать может, но местным идолам не кланяется, потому в деревне ей жить и не разрешают. Хижина у неё ниже по течению, у Волчьего камня. От камня четверть версты вглубь леса, на поляне у вечного дуба». – Прошка замер, переводя дыхание, и огляделся: струг быстро удалялся от деревни, а Афанасий, уже не обращая на Прошку внимания, держал жену за руку и, заботливо вглядываясь в её бледное лицо, просил потерпеть ещё немножко.