Лариса Карпова - Кувшинки в снегу

Травена сидела у окна в своей заброшенной хижине и наблюдала, как ясное до прозрачности осеннее небо медленно затягивает серая дождливая туча, возвещая о конце бабьего лета. Она знала, что туча эта будет закрывать солнце не час и не два, а недели, а может, месяцы. Дождь из неё будет моросить долго и занудно: то прекращаясь, то начинаясь снова, и осознание этого наполняло её тоской, заставляя острее почувствовать своё одиночество. Травена была сильной женщиной, в свои сорок лет она многое узнала о мире и о людях. Она знала, что была слишком умной и проницательной, чтобы жить в мире людей, она вызывала зависть и опасения, и женщина давно уже не совершала той ошибки, которую совершила в молодости, поселившись в людском поселении. Она вновь вспомнила ту грязную деревеньку, в ограду которой она постучала. Травена была тогда в отчаянии, у неё только что умерла мать, травница и знахарка, как её называли, отец, бывший христианский миссионер, умер двумя годами раньше. Травена до сих пор не знала, каким ветром занесло христианского миссионера в эту глушь, каким образом сошлись знахарка и священник, но она всегда благодарила небо за него. Он научил её читать, писать, открыл для неё целый мир за пределами леса, он научил её всему, что знал сам, и он очень любил её мать, настолько, что отказался от того мира, из которого пришёл, поселившись с ней в лесу. Травена была счастлива с ними, пока смерть не отняла их одного за другим, и тогда, спасаясь от одиночества, Травена пошла к людям. Её приняли в том коми-пермяцком поселении, куда она постучалась, она лечила людей, их скот, принимала на свет новорождённых, но всегда чувствовала некоторую отчуждённость, ни разу она не почувствовала себя своей среди них. А ещё Травена гадала, просто она была очень проницательной, легко читала в сердцах людей и могла сразу сказать, будет ли брак успешным, будет ли сделка честной, и могла сказать, кто на кого таит зло. Позже она поняла, что если бы она скрыла эту свою способность, то, возможно, прожила бы среди людей подольше, но конец был всё равно неминуем. Люди не любят, когда рядом живёт человек, который знает и умеет больше, чем они, его способности кажутся загадочными, необъяснимыми и вызывают страх. Особенно если этот человек не кланяется тем же богам, что и все остальные. А ещё больше они боятся, что кто-то увидит в их душе то, что тщательно скрывается от других. Так что в один прекрасный день женщина, которой Травена предсказала несчастный брак, в очередной раз побитая мужем, кинулась на неё с криком: «Колдунья! Всё зло от неё! Бей её! Колдунья!» Этот крик до сих пор стоял в ушах Травены, вызывая неприятный озноб. Оказалось, что злобу на знахарку затаила она не одна. Били Травену тогда почти всей деревней, закидывали камнями, плевали ей в лицо, она не помнила, как выбралась за околицу, похоже, её просто выкинули за ограду, приняв за труп. Несколько недель она ползла тогда по лесу, питаясь чем придётся, хорошо, что она знала лес, как свой дом, и не могла бы умереть в нём с голоду, пока не набрела на эту заброшенную хижину, в которой и осталась зализывать раны. Эта хижина под огромным дубом, чудесным образом занесённым и выросшим в этих краях, стала её домом. Травена навела в ней порядок, поправила покосившиеся сени, завела огородик. Люди сами нашли её, когда приходила нужда в лечении, звали, Травена никому не отказывала в помощи, принимая всё, что давали ей в оплату. Коза Дара досталась Травене за спасение сына старейшины, которого она излечила от грудной хвори. Травена улыбнулась, услышав, как завозилась в сенях Дара, словно в ответ на её мысли. Дара да чёрный кот Василиск, которого Травена назвала так за завораживающий взгляд зелёных глаз, были единственными живыми существами, разделяющими с ней её одиночество. В общем-то, Травена не чувствовала себя несчастной, она нашла свою гармонию с миром, только где-то в глубине её души тлел маленький огонёк тоски по семье и по ребёнку, как у каждой женщины с не сложившейся судьбой. Та любовная искра, которая вспыхнула в ней к молодому охотнику той злополучной деревни, была забита и растоптана в деревенской пыли и больше никогда не загоралась в душе Травены, но она часто замечала, что с какой-то затаённой тоской её взгляд провожает деревенских детей. Травена вздохнула и очнулась от горестных мыслей, она заметила, что за окном заметно стемнело и похолодало, а огонь в очаге почти угас. Она подложила дров в огонь и поставила разогреваться свой нехитрый ужин. Что-то беспокоило её в этот вечер, какое-то неясное предчувствие. Взгляд помимо воли возвращался к окну. У Травены возникло ощущение, что она чего-то ждёт, чего-то или кого-то. Она зябко поёжилась и подсела к огню.

Скрип входной двери заставил её вздрогнуть. В дом ввалился крепкий, бородатый русоволосый мужчина с тревожным взглядом ярко-зелёных глаз, с него ручьём стекала вода, а руки были отягощены тяжелой ношей, заботливо укрытой плащом. Раздался стон, и из-под плаща свесилась тяжёлая белая коса. Мужчина вздрогнул и ещё раз внимательно посмотрел на Травену: «Вы Травена-травница?» – раздался его голос. Травена кивнула. «Вы не старуха!» – Травена кивнула ещё раз. «Помогите моей жене, она рожает! – в голосе мужчины слышались беспомощность и боль. – Меня зовут Афанасий Кириллович Градский, я купец, и я отблагодарю вас достойно, только сделайте всё возможное, чтобы она выжила!» Травена быстро подошла к мужчине и откинула плащ. Женщина была бледна, она до крови закусила губу, чтобы сдержать крик, но на умирающую она не была похожа. Травена привычным движением расстелила топчан и указала мужчине, чтобы он положил туда жену. Взглянув на него, она заметила, что он в состоянии, близком к панике.

– Почему вы думаете, что она умирает? – вопрос знахарки отвлёк его от созерцания жены.

– Моя первая жена умерла от родов, но эту я просто не могу потерять! Синильга для меня всё, я без неё не смогу жить, пожалуйста, помогите ей! – в его голосе были и просьба, и мольба, и приказ.

Искра зависти мелькнула в душе Травены к этой красивой белокурой женщине, которую любили с такой силой, мелькнула и исчезла при виде её измученного лица. Дверь снова скрипнула, и в хижину влетел запыхавшийся Прошка: «Дядя Афанасий! Как же быстро вы бежали! Никак мне было вас не догнать! – его весёлые глаза уже с любопытством оглядывали убранство помещения. – Я вижу, нашли вы уже колдунью!» Травена поморщилась при этом возгласе и повернулась к обоим: «Если вы хотите, чтобы я занялась этой женщиной, не мешайте мне! Переоденьтесь в сухие плащи, они на вешалке у двери, и ждите в сенях. С Синильгой, так, кажется, её зовут, всё будет в полном порядке, она здоровая, сильная женщина и прекрасно перенесёт роды, если вы оставите её ненадолго в покое!» – в голосе знахарки чувствовались непреклонные нотки, и мужчины, накинув сухие плащи, послушно вышли в сени.