Джон Карр - Ведьмино логово

– Мне уже два раза приходилось здесь бывать, – сказал шеф местной полиции, с любопытством оглядываясь вокруг, – но я совершенно не помню расположения помещений. Может быть, вы, доктор, пойдете вперед? Да, погодите! Ведь та часть здания, где находится кабинет смотрителя, обычно запирается, верно? Что, если молодой Старберт, когда вошел, запер за собой дверь изнутри? Что мы тогда будем делать? Нужно было взять ключи у него из кармана.

– Если кто-то спихнул его с балкона, – проворчал доктор Фелл, – то уж, наверное, этот человек, убийца, должен был после этого выйти из кабинета. Вряд ли он рискнул бы спрыгнуть вниз с высоты пятидесяти футов. О, дверь будет открыта, можете в этом не сомневаться.

– Здесь чертовски темно, – сказал сэр Бенджамен. Оглядываясь по сторонам, он указал на дверь с правой стороны: – Вот сюда вы его и положили вчера вечером?

Рэмпол кивнул, и шеф местной полиции, приоткрыв подгнившую дубовую дверь, заглянул внутрь.

– Ничего там особенного нет, – объявил он. – Фу ты, черт, проклятая паутина! Ну что, каменный пол, окно с решеткой, камин. Больше я ничего не вижу.

Он махнул рукой, отгоняя от лица комара или мошку.

– Это караулка, там находился тюремщик, а оттуда дверь ведет в контору смотрителя. Там он беседовал со своими гостями, прежде чем должным образом их зарегистрировать и отвести им соответствующее помещение.

– Сейчас, во всяком случае, там полно крыс, – сказал Рэмпол так неожиданно, что все обернулись в его сторону.

Он и теперь чувствовал спертый подвальный дух, который ударил в нос, когда он вчера вошел в эту комнату.

– Полно крыс, – повторил он.

– О да, конечно, – подтвердил пастор. – Ну что, пойдемте дальше, джентльмены?

Они двинулись вперед по коридору. Стены здесь были неровные, щербатые, трещины обросли зеленым мохом.

«Неплохой рассадничек тифа», – подумалось Рэмполу. Теперь совсем ничего не было видно, и они шли медленно, на ощупь, держась друг за друга.

– Надо было захватить фонарь, – ворчал доктор Фелл. – Здесь что-то... какое-то препятствие...

Тяжелый предмет грохнулся на каменный пол, так что все они невольно вздрогнули.

– Кандалы, – раздался далеко впереди голос доктора Фелла. – Кандалы, оковы, ручные, ножные. До сих пор висят здесь по стенам. Значит, мы подошли к самым камерам. Смотрите внимательнее, дверь должна быть здесь.

«Целый лабиринт», – подумал Рэмпол. Совершенно невозможно разобраться в этих переходах, хотя теперь, когда они миновали очередную внутреннюю дверь, снаружи сочился тусклый свет. В одном месте они увидели забранное толстой решеткой окно, пробитое в стене пятифутовой толщины, которое выходило в темный и сырой внутренний дворик. Прежде он был вымощен камнем, однако теперь все заросло бурьяном и крапивой. По одну сторону двора размещались камеры, раскрытые подгнившие двери которых торчали, словно испорченные зубы. А в середине, совершенно неожиданно для такого унылого места, росла яблоня, вся в пышном белом цвету.

– Камера приговоренного, – сообщил доктор Фелл.

После этого все шли молча. Никто больше не спрашивал объяснений по поводу предметов, мимо которых они проходили. Но в одной комнате, не доходя до лестницы, ведущей на второй этаж, в комнате, где, казалось, вообще не было воздуха, они увидели при свете спички Железную деву [19]и очаги, в которых некогда пылали уголья, предназначенные для определенных целей. На лице Железной девы застыла сытая сонная улыбка; на клочьях паутины, свисавшей изо рта, качались пауки. По комнате, шлепаясь о стены, метались летучие мыши, так что ни у кого не было охоты там задерживаться.

Рэмпол шел, крепко сжимая кулаки; он довольно спокойно воспринимал окружающую обстановку, раздражало только то, что в лицо непрерывно лезла мошкара, да еще мерзкое ощущение, что по шее и спине что-то ползает. Когда они наконец остановились перед громадной, окованной железом дверью на галерее второго этажа, он вздохнул с облегчением, испытывая такое чувство, словно окунулся в чистую прохладную воду после того, как посидел на муравьиной куче.

– А она... она открыта? – спросил пастор неожиданно громким голосом.

Дверь провисала на ржавых петлях и подалась со скрипом и скрежетом; когда же доктор Фелл с помощью сэра Бенджамена попытался открыть ее пошире, раздался оглушительный визг железа по каменному полу; их обдало облаком пыли.

Они стояли на пороге кабинета смотрителя, оглядываясь по сторонам.

– Нам, пожалуй, не следовало бы сюда входить, – пробормотал сэр Бенджамен после короткого молчания. – Впрочем, все равно! Кто-нибудь из вас бывал в этой комнате раньше? Нет? Я так и думал. Обстановка здесь, по-видимому, осталась прежняя, – как ваше мнение?

– Мебель в основном та самая, что была при Энтони, – сказал доктор Фелл. – Остальное принадлежало его сыну, который был здесь смотрителем до... до своей смерти... до тысяча восемьсот тридцать седьмого года. И тот и другой оставили распоряжение, чтобы в ней ничего не менялось.

Это была довольно большая комната, правда с очень низким потолком. Прямо напротив двери, возле которой они стояли, было окно. Эта часть тюрьмы находилась в тени, частая решетка окна была густо завита плющом, так что оно пропускало совсем мало света; на неровном каменном полу под окном все еще стояли лужи после вчерашнего дождя. Слева от окна, на расстоянии примерно шести футов, находилась дверь на балкон. Она была открыта почти под прямым углом к стене. В проеме двери висели зеленые плети, которые оторвались, когда открывали дверь, так что света через нее проникало не больше, чем через окно.

В свое время были, очевидно, предприняты некоторые усилия для того, чтобы сообщить этому мрачному помещению какое-то подобие комфорта. Каменные стены были обшиты панелями черного ореха, на которых там и тут виднелись пятна плесени и гнили. В стене (слева от входящего), как раз между высоким шкафом и полкой с книгами в переплетах из побелевшей от времени телячьей кожи, находился камин с двумя подсвечниками без свечей. К нему было придвинуто широкое покойное кресло, тоже с пятнами плесени. Вот здесь, наверное, и сидел, подумалось Рэмполу, Энтони Старберт перед огнем, надев уже ночной колпак, когда раздался стук в балконную дверь и шепот мертвецов, приглашавших его выйти и присоединиться к их обществу.

В центре комнаты стоял старый письменный стол, покрытый толстым слоем пыли, и к нему был придвинут деревянный стул с прямой спинкой. Да на пыльной поверхности был виден узкий прямоугольный отпечаток – здесь вчера вечером стоял велосипедный фонарь; там, на этом деревянном стуле, сидел вчера Мартин Старберт, направив луч фонаря в сторону...

Дальше. В середине правой стены, почти сливаясь с ней, была видна дверца сейфа, или склепа, или как его там называли. Простая железная дверца шести футов в высоту и вдвое меньше в ширину, сплошь покрытая ржавчиной. Прямо под железной ручкой – какое-то приспособление, напоминающее плоский ящичек, с одной стороны которого торчал огромный ключ, а с другой – что-то вроде металлического клапана, прикрывающего небольшой выступ.