Анастасия Калько - Две вдовы Маленького Принца

– Смотри, как бы твое великодушие превратно не истолковали, – предостерег ее режиссер. – Вчера в актёрском буфете две субретки с буффоном шептались о тебе и Томилине…

"Лера все-таки растрепала? Или Стас со своим острым языком отпустил пару комментов? Блин… Ладно, пофиг!"

– Пусть говорят, – ответила она, – мне, извини за мой плохой французский, ср… на фейкометчиков. Люди, чьим мнением я дорожу, знают меня и поверят мне, а не сплетникам. А до тех, кто развешивает уши на любой пустой треп, мне нет дела!

– Научи меня так же относиться к "княгине Марье Алексевне", – попросил Лаврецкий с тоской.

– Прямо "Ералаш": "Научи плохому!"… Сам учись, Костя. Мне никто не помогал. Так ты отпустишь Вячеслава и перенесешь спектакль?

– Давай, вей дальше из меня веревки, – воздел руки к потолку Лаврецкий, – признаю, слаб, и поэтому из меня не то, что веревки – коврики можно плести! Особенно вы, милые дамы, в макраме преуспели! Четыре дня. Три – на печальные дела, один – на дорогу туда-назад. Но чтобы в воскресенье, как штык, стоял на сцене! И ни минутой позже, и не проси!

– Спасибо, Костя, – Наташа пожала ему руку.

Выйдя из кабинета, она сразу увидела Вячеслава и Софью в креслах.

"А может, Соня кому-то проговорилась? Да нет. Она не стала бы распускать слухи о Вячеславе. Это очевидно: она его любит и не будет распространять или поддерживать фейки о нем. А как он к ней относится?.. По его лицу трудно понять. Он научился безукоризненно владеть собой…"

– Вячеслав, – сказала она артисту, с надеждой поднявшемуся ей навстречу, – быстро поезжайте в общежитие, возьмите все, что необходимо для поездки, и через полтора часа я подъеду к общежитию на машине.

– Разрешил? – ахнула Соня.

– Мне неловко вас обременять, – начал, было, Вячеслав, но Наташа его оборвала:

– Вы ведь хотите доехать и вернуться, не теряя времени? Тогда поспешите. Лаврецкий дал вам четыре дня. Счет уже пошел. Не спорьте. Через полтора часа я жду вас около общежития.

***

Времени было мало, но Наташа привыкла собираться быстро. На всякий случай небольшая, но удобная дорожная сумка всегда лежала наготове в гардеробной. Наташа раскрыла ее и сложила белье, туалетные принадлежности, джинсы, водолазку и футболку. На всякий случай – свитер. Длинное черное платье и платок. Тетрадь с черновиком нового романа и ручку. Туфли к платью. Зарядное устройство и наушники для телефона.

И вдруг, неизвестно зачем, добавила к стандартному дорожному набору стеклянную баночку цвета закатного неба – маску для лица "Овернайт", подарок Беллы на день рождения. Лицо после этой маски выглядело свежим и цветущим весь день; исчезали все приметы возраста. Потом, подумав, бросила в сумку и алый флакон духов "Гуччи Руж".

Уланов с интересом наблюдал за ее сборами, стоя на пороге гардеробной.

– Странный набор, – заметил он, увидев красный стеклянный прямоугольник и синюю баночку, – а дождевой плащ и купальник ты не берешь?

– Беру, – Наташа ткнула кулаком в уложенные вещи, освобождая место для купального костюма и дождевика.

– Черное платье и платок – понятно, ты едешь на скорбную церемонию, – продолжал Виктор, – даже не спрашиваю, куда и к кому. Белье и одежда – тоже ясно: уезжаешь на 2-3 дня. Дорожный набор по уходу за собой – знаю, ты не любишь ходить неопрятной. Купальник – значит, место назначения – у воды, где есть пляж или место для "дикого" купания, и у тебя будет время окунуться. А вот маска и духи ставят меня в логический тупик… – он потер переносицу.

– Ты еще скажи "Эт-то раз, эт-то два", как Эраст Петрович, – чуть улыбнулась Наташа, – как ты ловко продедуктировал, куда, зачем и на сколько дней я еду.

Она застегнула сумку и сказала:

– Ты прав. Я еду в Новгород и думаю, что там смогу хоть раз добраться до волховских пляжей. И повод ты тоже угадал, – Наташа вышла в прихожую и взяла легкие кроссовки, в которых было удобно вести машину. – У одного из наших артистов, – сказав "наших", она даже не удивилась; да, за два года "Развязки" на сцене театр Лаврецкого и его артисты стали для нее "своими", – сегодня утром не стало отца. Лаврецкий не хотел его отпускать, боясь, что на дороге случится большая пробка или отменят рейс, а в театре ждут важных "шишек" и больше, чем на три-четыре дня спектакль отложить не могут. И я вызвалась помочь парню.

– Томилину? – спросил Уланов.

– Да, – Наташа набросила тонкую ветровку. – Витя, я вспомнила, как получила такую же новость на совместных учениях в Геническе. Полковник Григорьев отпустил меня на три дня. Я была ему очень благодарна за это.

– Я понял, – кивнул муж. – Но разве Лаврецкий имел право отказать человеку в таком случае?..

– Витя, не будь наивным, – Наташа закинула ремень сумки на плечо, – есть такие хозяйчики, которые права человека и законы имеют… в виду, и это сходит им с рук. Сам знаешь.

– Да. Сталкиваюсь в своей практике.

– Поцелуй за меня Младшенького, – Наташа обняла мужа, – передай, что я привезу ему кучу новгородских игрушек.

– Хорошей дороги и благополучного возвращения, – пожелал Виктор.

Наташа бросила сумку в огромный багажник "круизера" и села за руль, бросив ветровку на заднее сиденье.

Закурив, она включила магнитолу, и "круизер", утробно рявкнув, двинулся к повороту на Московский проспект.

– Облака в небо спрятались, звезды пьяные смотрят вниз, – хрипловато пел солист рок-группы, – в дебри сказочной тайги падают они…

"Снова ночь в зимнем лесу, – подумала Наташа, – что же эта тема меня преследует?"

Певец как раз дошел до черных сказок белой зимы и розового снега даже во сне, когда Наташа подъехала к общежитию. До назначенного времени оставалось еще десять минут, но Вячеслав уже стоял у калитки – в черных джинсах, зеленой спортивной куртке и кроссовках. За спиной топорщился рюкзачок с мордой какого-то кошачьего хищника, а глаза прятались за зеркальными очками.

Наташа просигналила ему, и парень подошел к джипу.

– Ого, – сказал он. – Серьезная машина.

– Самая удобная в городе и вне его, – Наташа открыла багажник. – Кладите рюкзак. Садитесь впереди.

Вячеслав вскарабкался на подножку и расстегнул куртку. Под ней оказалась черная рубашка-поло.

– Не знаю, как буду играть, когда вернусь, – сказал он, пристегиваясь ремнем безопасности, – кажется, всё перезабыл. Совсем выбит из колеи, – очки он так и не снял.

Наташа промолчала, только понимающе посмотрела на него. Сама она помнила, как, вернувшись в Геническ, первые два дня была как в тумане. Зато потом, наслушавшись воплей "Твою мать, опять тупишь!", "Тормозишь, как баба" и "Ж…рукое убоище", она неожиданно обозлилась и на итоговых испытаниях выдала самые лучшие результаты, представляя, что бьет, забрасывает гранатами и расстреливает здоровенного краснорожего комбата, майора Мелешко, постоянно орущего на нее: "Тупишь! Баба! Иди, мужу носки стирай! Руки из задницы!".