Андрей Константинов - Дело о кровавой Мэри

Марэк уверял, что с момента, как единоличными хозяевами Валаама стали монахи, жизнь для поселковых стала просто невыносимой. Раньше все здесь принадлежало им, местным. Его ровесники еще с детства знают здесь каждую тропинку, каждое дерево, каждый мостик через ручей. А сейчас сюда — не ходи, туда — только с благословения. Да что люди, коров пасти негде, повсюду — монастырские выпасы. Хотя сами монахи — хозяева никудышные. Вот нынешней зимой даже лунки во льду внутренних водоемов не удосужились прорубить — вся рыба и задохнулась. А какая рыба!

Да с чего им быть хорошими хозяевами, рассуждал Марэк, ведь и не монахи они вовсе. Как кто? Разбойники и убийцы. Что значит — мифы Острова? А кто тогда местных убивает? Что ни полгода, то — труп. Толика вон Костияйнена мертвым в лесу нашли. А Ольгу Кирски кто убил? Ну кому навредила девятнадцатилетняя девчонка? Причем, гады, сначала изнасиловали, а потом убили.

— А кто по ночам, когда туман, к острову причаливает и втихаря в монастыре скрывается? — продолжал мой гид. Конечно, подрасстрельные. Марэк сам в тюрьме год сидел и слышал, как некоторые про рецидивистов говорили: им легче в монастыре отсидеться, чем под «вышку» идти. Вот они и скрываются…

Чем больше и тише шептал он про всякие ужасы Острова, тем неуютнее становилось мне в этих редких кустах.

…Мы вздрогнули одновременно. В нескольких метрах от нас по тропинке шли люди. Они были недостаточно видны (зелень распустилась уже прилично), но чувствовалось — не туристы. Туристы (в том числе — наши медики с «Котлина») ходят не так: говорят громко, фотографируются, ахают-охают по поводу местного воздуха и редкой флоры, от вида любой деревянной лавки, гармонично «вписанной» в пейзаж.

Эти трое шли не так. Молча, сосредоточенно. Казалось, что они специально стараются идти тише, на всякий случай жмутся к обочине. В руках несли тугие пакеты из полиэтилена. Мне показалось, что Марэк побледнел, всматриваясь в их спины. Я тоже, пригнувшись, подползла к тропинке и раздвинула кусты. Один из них оглянулся прямо в нашу сторону. Я вдруг не к месту вспомнила, как в одной операции «Золотой пули», которую проводили Каширин и Горностаева в Тайцах, мне велели голой выйти перед теми, за кем они следили. Вот бы сейчас выйти в чем мама родила из кустов! Я хихикнула, и Марэк испуганно прижал меня к земле. Но еще раньше, чем я скрылась за ветками, успела заметить лицо одного мужика. Да это тот же, из музыкального салона, который приносил Кирке «синюю радиолу».

Я оглянулась на Марэка:

— Они?

— Кто — они? — опешил тот.

— Разбойники-убийцы?…

— …Да нет, те — по ночам…

— Но эти тоже какие-то противные. — Я была почти уверена, что Марэк до этого уже видел этих троих, хоть и не был на теплоходе. И — узнал.

От всех этих тайн мне стало совсем нехорошо. Я молча стала натягивать одежду, Марэк последовал моему примеру.

Он уже застегнул джинсы, когда я, в очередной раз любуясь на его загорелый торс, скользнула взглядом по мышцам. И вдруг — замерла. На сгибе его руки были отчетливо видны следы от шприца. Марэк поймал мой взгляд и стал быстро натягивать рубашку.

Солнце сделало огромную дугу по небу (сейчас оно светило уже с другой стороны), на траву упали первые тени. Я не знаю, сколько минут прошло с того момента, как я увидела эти дырки в его венах, а мы все молчали. Наконец я не выдержала:

— Колешься?

Он издал какой-то странный звук — то ли кашлянул, то ли всхлипнул.

— Света, я боюсь!… Их боюсь, — он кивнул в спину ушедших мужиков, — ее — еще больше! — Кивок по направлению к причалу.

— Кого — ее? — мне показалось, что я неожиданно осипла.

— Блад!

Не может быть, чтобы я ослышалась.

Перед глазами — как наяву — всплыли листочки с компьютера, которые, уходя из Агентства, всучил мне Каширин. Листочки со списками учредителей разных коммерческих антинаркотических клиник и центров: Лившиц, Гуренкова, Блад, Арсеньев, снова Лившиц, снова — Блад, снова — Гуренкова, снова — Блад… Так, значит, Блад — на теплоходе?

— А как она выглядит?… — Я еще не договорила фразу, а ноги уже сами подкосились от страха.

— Да она же там — главная. Мария Эдвардовна.

Идиотка! Боже, какая я идиотка! Не удосужиться у Кирки даже фамилию Мэри уточнить! Кажется, я говорила вслух. Кажется, я материлась на весь Остров. Кто бы слышал, как я материлась!

— У Киры? — прервал меня Марэк. — У Гуренковой, что ли?

Меня чуть столбняк не разбил от этого его вопроса.

— Ты что, Киру знаешь? Журналистку из «Питерского доктора»? — Я даже дышать перестала.

— Я не знаю, есть ли такая газета, только Кира Гуренкова — не журналистка. Она — в «шестерках» у Блад. Когда-то училась в Первом медицинском, ее отчислили. Работала медсестрой в наркодиспансере, там ее Мэри и подобрала.

Я ничего не понимала.

— А что она у Мэри делает?

— Ну… разное. Вот девиц иногда красивых, вроде тебя, ей «подтаскивает». А так — на разных мелких поручениях.

Я лихорадочно стала вспоминать все наши разговоры с Киркой. Ничего особенного. Мэри она подхваливала, иногда — с иронией, иногда — снисходительно. Она ведь и не скрывала, что все про нее знает… Кирка! Ну какова же сука!

— Так, стоп! А «синяя радиола» — это что же, тоже — игра, блеф?

— Капельки такие коричневые? Сладким пахнут? Так Мэри их Кирке периодически капает: Гуренкова ведь — алкоголичка. У Блад таких капель, знаешь, сколько? Разного цвета. И не только капель…

Марэк вдруг как-то неожиданно обмяк, присел на траву. Он как будто уже не замечал меня.

— Что с тобой?

— Света… Мне плохо…

Он не успел договорить, как я догадалась сама. Ломка!

Марэк обхватил руками плечи, начал раскачиваться из стороны в сторону. Казалось, что каждая пересохшая клеточка его организма разрывалась от боли и от жажды.

— Света, мне надо в одно место… Там мне помогут. Там все есть… — Он устало провел дрожащей рукой по лицу.

Низкое солнце еле просвечивало из-за соседнего холма. Под деревьями уже лежали глубокие синие тени. Похоже, что было около девяти вечера.

— Что это за место?

Марэк как будто задумался. А потом посмотрел на меня пустыми глазами.

— Знаешь, Света… Ведь у Мэри на острове — клиника тайная… Она там опыты над наркоманами проводит.

— Пошли!

— Нет, Света. Ты — оставайся. Тебе туда нельзя. Тем более что это — далеко: по дороге — километров двенадцать.

Я даже рот открыла. Проведя целый день на полянке в трех километрах от пристани, я была убеждена, что нахожусь в центре острова.

Теплоход отчаливал в пять утра. Вообще-то, как правило, на Валааме туристы проводили день, отплывали вечером, а утром шли в сторону Онеги — на Кижи. Но нынче вышло так, что в Онегу «Котлин» заходить не мог из-за больших нерастаявших льдин. И руководство семинаров, пообщавшись с командой теплохода и диспетчером в Питере, приняло решение изменить маршрут: с Валаама выйти позже, а потом, после Ладоги, сделать «зеленую стоянку» в Нижних Ветлугах. Там, на красивом берегу Свири, один из питерских бизнесменов (в частности владелец ресторана, в который якобы любил захаживать будущий последний президент России) задумал новую деревню. Понастроил бревенчатых изб с наличниками в стиле «а-ля рус», проложил дорожки из чурок, посадил цветы. В одном из домов устроил выставку предметов старого быта, в другом — музей самогоноварения, в третьем открыл сувенирную лавку.