Андрей Константинов - Дело профессора Заслонова

«…Работу в агентстве начал в качестве корреспондента. В 1998 г. временно (из-за отсутствия в штате АЖР человека, отвечающего за бытовые проблемы) Скрипке А, А. было поручено решение хозяйственных вопросов.

Материально-техническими проблемами агентства занимался с удовольствием. Впоследствии назначен на должность заместителя директора агентства по хозяйственной части.

Рачителен и экономен. По мнению некоторых сотрудников агентства, даже чересчур.

…Имеет несколько завышенную самооценку: считает себя по крайней мере вторым человеком в агентстве. В разговорах подчеркивает, что он — журналист, то есть человек, хорошо разбирающийся в том, чем занимаются в агентстве остальные сотрудники. Впрочем, когда его называют „завхозом", не обижается, но добавляет, что он — как минимум „главный завхоз".

Обязателен. Утро начинает с обхода агентства — помыты ли туалеты, целы ли окна, заполняется ли журнал использования автотранспорта.

…Внешние данные. Больше всех в агентстве похож на бандита — круглая, коротко подстриженная голова, накачанные мышцы…

Коммуникабелен. Что в рассказываемых им историях правда — неизвестно».

Из служебной характеристики

Мне позвонили около шести утра. Звонил вахтер. Или, как любит называть их Обнорский, — сотрудник службы безопасности агентства. Всего этих сотрудников у нас три — две женщины за пятьдесят и один еще вполне крепкий товарищ, которого как-то привел Коля Повзло и сказал, что это безработный философ, и не помочь ему — грех. Вахтеры должны были круглосуточно находиться в агентстве, фиксировать посетителей и реагировать на нештатные ситуации. Вооружены они авторучками. Все они подчиняются мне.

— Алексей Алексеевич, — сказала сотрудник службы безопасности Ядвига Львовна, — извините, что беспокою, но у нас тут авария. В туалете прорвало трубу. Немножко пахнет, и коридор заливает.

— Вызывали аварийную?

— Нет. Я же не знаю…

Я бросил трубку. Толку в нештатных ситуациях от этих вахтеров на грош. Но Обнорский гордится тем, что у него есть своя служба безопасности. Надо будет хотя бы провести среди вахтеров учения на тему «чрезвычайная ситуация и моя роль в ее устранении».

«Пятерка», слава Богу, завелась. Через двадцать минут я был в агентстве. Вонь стояла ужасная. Потом приехали «аварийка» и дядя Володя, которого вызывали всегда — когда падало напряжение в сети или перегорал чайник в архивном отделе. Впрочем, главной его задачей было поддержание рабочего состояния любимого кресла директора агентства. И аварийщики, и дядя Володя сказали, что трубам в нашем флигеле пришла хана и работы примерно на день, а то и на два. В случае своевременного финансирования.

Я сказал, что финансирование будет своевременным, хотя и соответствующим реалиям переходного периода.

В агентстве я отвечаю за такие ситуации. Меня называют завхозом. Я на них не обижаюсь. Хотя на самом деле я главный завхоз, то есть заместитель директора агентства по хозяйственной части. Кроме трех вахтеров у меня в подчинении две уборщицы: Оля, миниатюрная 20-летняя выпускница Университета имени Герцена, и Лида, профессиональная уборщица с 45-летним стажем, встревающая абсолютно во все разговоры, которые ведутся в комнатах, где она делает уборку (при этом, что меня всегда умиляет, Лида имеет свое мнение как по вопросам политики Ельцина, так и по проблемам ведения наружного наблюдения за объектом женского пола). Лиду, отчество которой никто не знает, от меня требовали уволить уже раз сто. Но я знал, что в ситуации вроде нынешней никакая выпускница пединститута не справится. И вызвал Лиду.

В начале девятого пришел главный расследователь агентства Спозаранник, который всегда зачем-то приходит на работу рано. И тут же скривил лицо от запаха. Я сказал ему:

— Однажды у моего знакомого, кстати, журналиста, тоже прорвало какую-то трубу. Наверное, фановую, потому что от нее немножко пахло. Он не стал ее чинить. Его жена не выдержала и съехала к маме. А он остался. Он говорил, что запах и отсутствие жены напоминают ему отдых на сероводородных источниках. Тогда он писал по заказу какой-то фирмы сценарии рекламных роликов. И что ты думаешь, эти ролики идут в телевизоре по сей день.

— И что было потом?

— Потом, Глеб Егорович, было неинтересно. Вернулась жена с сантехником. И больше вдохновение его не посещало.

Спозаранник сказал, что запах сероводорода на него действует не столь положительно и что он пошел домой, но загубленный рабочий день останется на моей совести. И хорошо бы компенсировать его, Спозаранника, потери из моей зарплаты. Об этой своей идее, сказал Спозаранник, он не замедлит известить шефа на ближайшей планерке.

Потом позвонил Обнорский.

— Леха, — сказал он, — я по дороге в Финляндию. Еду на конгресс расследователей неприсоединившихся стран. Слушай, тут должен подойти один профессор. Он со мной договорился о встрече. По-моему, хочет заказать нам какое-то расследование. Пообщайся с ним, пожалуйста.

Беседовать с профессором в агентстве я не решился. Может, у профессора какая аллергия на запахи? И мы с ним поехали пить пиво в «Невский Палас».

Профессор мне понравился. Он был еще далеко не стар. Средней упитанности. Одет в хорошо сшитый костюм. Мне показалось, что особую пикантность внешности профессора придает единственная седая прядь на прочем черном фоне. Кроме того, у него был хороший галстук. Долларов за сто. А как учили меня некоторые мои знакомые, главное в мужчине — это галстук. Все остальное он может просто не надевать.

Мы заняли столик у окна. Мне показалось, что профессор немного подозрительно смотрит на меня. Утром я надел какие-то выцветшие штаны и футболку с небольшим пятном на животе. Может быть, в сочетании с моей короткой стрижкой и золотой цепочкой на шее это произвело на профессора какое-то ложное впечатление. Но я не стал выяснять — какое. К тому же профессор заговорил:

— Обнорский сказал, что вас зовут Алексей Алексеевич и я могу решить с вами все интересующие меня вопросы. А должность у вас не подскажете какая?

— Фамилия моя Скрипка. Я заместитель директора агентства.

— Вы журналист?

— Я работал журналистом в газетах и на радио. Теперь у меня несколько более широкие функции.

— Откуда у вас такая фамилия? — спросил профессор.

— Говорят, что на самом деле фамилия у моего деда была Виолончель, но потом дед поменял ее на более короткую и демократическую, — сообщил ему я. — А вы о себе не расскажете?