Наталия Уайльд - Вместо жизни…

Андрей от страха хотел кричать, по почему-то вырывался только хрип. Он стоял, не в силах пошевелиться и убежать. Все что ему оставалось сделать, это ударить кулаком по стеклу, чтобы разбить зеркало. И он это сделал. Он слышал звон разбитого стекла, видел кровь, стекающую по треснутому зеркалу, и отражение, в котором видение шло на него.

Он снова закричал и проснулся.

Андрей осмотрелся вокруг – никого. Зеркало целое. Он просто уснул, ему приснился кошмар. Какой ужас.

Он вышел из ванной с таким чувством, будто его поколотили. Называется, расслабился.

Андрей прошел в свою комнату и его взгляд упал на сиреневую тетрадку, которая лежала на прикроватной тумбочке.

За окном уже начало темнеть, и Андрей включил ночник. Он влез на кровать с ногами, и взял в руки дневник. Ну что, хуже уже ведь не будет?

Он усмехнулся, это был уже нервный смешок.

«Гулять, так гулять, – подумал Андрей, – добьем свою психику».

Андрей, совпадение это или нет, как раз чтение остановил в дневнике на том месте, где Артёму снился сон, в котором он встает среди ночи, идет в ванну, и вскрывает себе вены.

«Я четко помню, как вода в ванне окрасилась в красный, как у меня начали неметь руки. Я положил голову на бортик ванной и стал терять сознание. И в момент, когда свет погас, я проснулся.

Я вскочил и сел на диване, сердце просто выскакивало из груди. За окном уже стемнело. Сон был слишком жуткий и слишком реалистичный. Но что, если это было руководство к действию?

Эта мысль буквально не давала мне покоя, я не мог сомкнуть глаз. А я ведь хотел быть в форме, ведь завтра у Наташи день рождения.

Я говорил уже, что с эмоциями у меня было все плохо последние пару лет моей жизни?

Сейчас расскажу тебе о своем психологическом состоянии более подробно, хотя словами описать это очень сложно. Особенно последний год. У меня было такое ощущение, будто я смотрю на свою жизнь со стороны. И особенно я это чувствовал, когда наступали какие-то праздники или торжества, где надо было натягивать на свое лицо улыбку. Я давно разучился радоваться. Меня не радовала вкусная еда, даже любимые блюда, они для меня все стали одного вкуса. Тяга к еде пропала, и я ел только тогда, когда начинало тошнить.

Радость? Я уже не помню, что это такое. Когда у меня спрашивали «ты рад?» я даже не понимал, что у меня спрашивают, и просто пожимал плечами. Вся жизнь превратилась в серо-черную полосу, окончание которой я так отчаянно искал.

Так и на дне рождения Наташи , который мы отмечали в ресторане, было много гостей, а я отсутствовал. То есть физически я был там, но вот ментально я был в другом месте. Если бы я верил в душу, я бы сказал, что уже в тот момент она начала отделяться от тела. Я сидел за столом и думал, что ведь это последний день рождения сестры, на котором я присутствую. Но мне от этого даже не было грустно. Мне было никак. Понимаешь? Просто никак. У меня перестали проявляться эмоции. Я не радовался и не грустил – просто ничего.

Но я научился изображать эмоции. Я буквально смотрел, как это делают другие (по большей части наблюдал за актерами в кино) и повторял, часто перед зеркалом.

Так и в этот раз, на этом празднике, на котором меня не было, я изображал радость. В определенный момент мне это надоело, и я решил передохнуть. Очень это энергозатратный процесс. Я вышел в коридор, и, как оказалось, у ресторана была крыша, к которой был доступ.

Я стоял там, обдуваемый ветром, и смотрел на огни ночного города. Я буду по нему скучать, наверное. Я перегнулся через бортик, и посмотрел вниз. Если отсюда упасть, разобьешься, или выживешь?

Но я никогда бы не омрачил Наташе праздник, да и я ведь дал себе год. Мои размышления прервала рука, которая легла мне на плечо. Я узнал этого человека, даже не оборачиваясь. Это была Наташа. А я так хотел побыть один! Но я не имел права показывать, как я раздосадован.

Наташа укутала плечи в шаль, чтобы спрятаться от ветра, и подошла ко мне, встав рядом, и, так же как и я, глядя на ночной город:

– Артём, ты какой-то странный. С тобой все в порядке?

Я кивнул головой, мне не хотелось говорить, и я только смог повернуться к Наташе, слабо улыбнуться, и отвернуться лицом к городу.

Наташа явно была обеспокоена, и она продолжила говорить:

– Ты ведь знаешь, что во всем сможешь на меня положиться, ты помнишь? Я знаю, тебе не сладко сейчас приходится, но ты помнишь о моем предложении? После того, как тебе исполнится 18, ты сможешь к нам переехать.

«Не смогу, будет уже поздно» – подумал я, но не сказал, конечно же.

– Наташа, не переживай, я просто правда очень устал от всего происходящего, еще учеба, все навалилось, но я обещаю, все будет хорошо. Я просто хотел немного побыть один.

Наташа кивнула, и молча ушла. Мне было так стыдно перед ней. Я впервые солгал сестре. Раньше я просто не говорил всего, что со мной происходит, а теперь я солгал. Мне так паршиво давно не было, мне казалось, что так плохо я бы не поступил, если бы сейчас ее ударил.

Я пообещал сестре, что перееду к ней, когда мне исполнится 18, но ведь мне никогда не исполнится 18, я солгал. И мне было очень плохо от того, что я только что сделал. Я даже немного заплакал, оно само так вышло.

Наташа не заслуживала всего этого. Но я уже не мог поступить иначе. Я не знаю, как это даже объяснить. Ты, наверное, думаешь, ну вот Артём, почему ты не отменил свое решение тогда? А вот я не знаю. Андрей, я честно не знаю, почему. Это похоже на то, когда ты дергаешь за рычаг стоп-крана в поезде, он едет еще какое-то время по инерции, и ты где-то на задворках сознания думаешь, что может надо ехать дальше. Но нет, ты уже потянул за рычаг, и процесс запущен. Поезд остановится.

Это похоже на какой-то необратимый процесс. И знаешь, я рад, что все это скоро закончится, вот так вот резко, без права на шаг назад. Поверь, с тем, что я пережил, жить еще тяжелее. Но если в тот день, когда мы разговаривали с Наташей, у меня в голове промелькнула мысль о шаге назад, то на следующий день я осознал, что меня не должно быть здесь. Я не достоин жить эту жизнь.

Это произошло, когда я ехал метро после работы. Точнее я только спустился в метро и просто стоял на платформе в ожидании поезда. На расстоянии вытянутой руки от меня стоял парень, самый обычный и совсем не примечательный.

Народ на станции уже рассосался, потому что час пик прошел, было около 8 вечера. Потому возле парня стоял только я. Внезапно он повернулся ко мне лицом и спросил:

– Как думаете, в жизни есть смысл?

Я растерялся, потому что стоял, погруженный в свои мысли, и от неожиданности ответил то, что думаю. Точнее я не сказал ничего, я отрицательно замотал головой.