Николай Юрконенко - Белый олень. Часть 2. Стюардесса

– Именно.

– Конечно, слышал, – утвердительно кивнул Хомяков. – Помню, кто-то из наших летал туда, разбирался.

– Это к гибели лётчиков никак не липнет?

– А как оно должно липнуть?

– Дело в том, что эту группу забрасывали на площадку Имучен Кедров и Коробов. И мне почему-то кажется, что все эти три события как-то связаны между собой, – высказал догадку Сергей.

– Господи, мой Боже! – подвижное лицо Хомякова скривилось, как от лимона. – Ещё один Эркюль Пуаро выискался! Уж если авария Кедрова и убийство Коробова никак не склеивается, то, как ты хочешь прицепить сюда утонувших на Угрюме дилетантов-водников?

– Ну, во-первых, ты не знал Кедрова, а я его знал, как самого себя. Знаешь, какой это был лётчик?

– Лётчиком он мог быть асом, а водителем – посредственным, – отпарировал следователь. – Давай дальше.

– Женьку убивают из-за кошелька и часов – это плохо вяжется, могли бы просто избить и отобрать.

– Снова разрушаю тебя: вышеупомянутого водителя Совко убили из-за ношеной шапки, старых унтов и видавшей виды вашей аэрофлотовской куртки. То есть, из-за того, в чем шофёры ходят в рейсы. Так-то, дружище… – снова пыхнул дымом Хомяков. – Не тебе мне рассказывать, не мне тебя слушать про грабежи да убийства. Сейчас такое времечко, что за сигарету пришибить могут.

– Третье, – не унимался Сергей. – Эти, как ты их называешь, дилетанты, путешествовали не первый раз, какой-никакой, а опыт все же имели. А тут из пятерых не спасся никто. Подозрительным тебе это не кажется?

– Отнюдь, – заявил без тени сомнения следователь. – Заснули где-то на тихом плёсе, на реке знаешь, как после города спится, а их тем временем и вынесло на порог. Хряпнуло о боец, разбило плот. Кого-то сразу убило, кто-то пытался выплыть, да со сна наглотался воды, вот и всё… Дело тут, Серёжа, ясное: не знаешь фарватера сложной реки, не имеешь лоции или опытного проводника – нечего соваться! Наши, я припоминаю, узнали: это самая группа даже в Бюро по водному туризму не зафиксировалась, а значит – анархисты. Понимали, что официальное разрешение им, таким, никто не даст, поперлись сами. А где анархия, там и трагедия. С Витимом шутки плохи, я в тех местах бывал, знаю, – Хомяков наморщил лоб, что-то припоминая, потом проговорил быстро. – Что же ты тогда к этим трём случаем четвёртый не подверстываешь?

– Это ещё какой? – не понял Сергей.

– А когда на трёхтысячнике перевела Кода'р погибло сразу шестеро скалолазов – три связки. Ребята, я слышал, там были опытные, почти все мастера спорта, Кавказ вроде покоряли, а погибли у нас, на среднем сложняке. И случилось это тоже где-то в начале сентября.

– Меня же тут не было, откуда могу знать?

– Дело не в тебе, а в твоей логике… Ведь если покопать, то, глядишь, и эту группу в Чарск отвозили Кедров с Женькой. Могло такое быть?

– Вполне, – согласился Сергей. – Мало ли мы их перевозили, этих альпинистов…

– Ну, так давай, сваливай и этот случай в общую кучу.

Сергей долго молчал, чем-то напряженно размышляя, потом поднял взгляд на собеседника:

– Короче, ты камня на камне не оставляешь от моей версии?

– Я просто наглядно доказал её полную несостоятельность, ты уж не обижайся, летун, – миролюбиво сказал Хомяков.

– Ну, тогда больше не стану отрывать от дел, вон их у тебя сколько, целых одиннадцать.

– Это пока – одиннадцать, – грустно усмехнулся тот. – Через день-два ещё подкинут, у нас с этим – нормально…

– И что тогда? – поднявшись, Сергей застёгивал молнию меховой куртки.

– И тогда на самые из них безнадёжные вскоре будет поставлен «глухарь», понял?

Сергей удрученно кивнул. А капитан Хомяков добавил:

– Если что-то появится по Коробову, я тебе позвоню, добро?

– Добро.

Они пожали друг другу руки.

Следователь по особо важным делам Хомяков не позвонил. Так закончилась для Сергея его попытка увязать в единое целое все три трагедийных случая, унесших семь человеческих жизней. С той поры минуло несколько лет.

– Командир, а ты вкусно водишь машину, ещё вкуснее, чем самолёт… – тугой поток рассекаемого бежевой «девяткой» воздуха, насыщенного смоляными запахами тайги и полевых цветов, врывался в кабину через опущенное боковое стекло, вихрил длинные волосы Ларисы.

– Вообще-то вкусно едят, – озадаченно пробормотал Сергей.

– Да, едят… – её большие, широко расставленные серые глаза смеялись. – Но вот ты – вкусно пилотируешь, движения у тебя какие-то аппетитные.

– Понял, пилотирую вкусно! – Сергей прибавил газу. Асфальтовый серпантин горной дороги круто вился меж зеленых таёжных склонов. Урча мотором, машина резво поглощала расстояние. Утро разгоралось, на горизонте, над синей ро'здымью далеких таежных хребтов, медленно таял густой росчерк алой зари. Из широких росных распадков уходила ночная прохлада.

– Поищи чего-нибудь, – кивнул Сергей на встроенный в панель автомобиля приемник.

– Попробую, – Лариса принялась медленно вращать волновод. Голос популярной эстрадной певицы Алёны Апиной ворвался в замкнутый мир кабины обрывком куплета:

«… Я его слепила из того, что было,

а потом что было, то и полюбила-а-а,

а потом что было, то и полюбила-а-а!

Узелок завяжется, узелок развяжется,

а любовь – она и есть,

только то, что, кажется…»

Вслушиваясь в слова незатейливой песенки, Сергей задумчиво смотрел на летящую под машину дорогу, вспоминал, как завязался их с Ларисой узелок.

В тот незабываемый день заместитель командира лётного отряда проверял у Сергея технику пилотирования. Совсем недавно пересевший в левое пилотское кресло, он изрядно волновался, зная, что Юрий Захарович Ляш начальником слыл требовательным и придирчивым. Экипаж находился на своих рабочих местах, была десятиминутная готовность к полёту и Сергей, монотонно бубня в микрофон наголо'вного гарнитура, начитывал на магнитофон «чёрного ящика» информацию экипажу:

– …В случае отказа одного из двигателей до скорости двести двадцать – взлёт прекращаем, бортмеханик устанавливает ноль тяги, применяем интенсивное торможение, при необходимости – аварийное. На скорости двести двадцать и более – взлёт продолжаем. В случае вынужденной посадки используем площадку: азимут триста градусов, удаление шесть километров…

И в это время в кабину вошла ОНА! Оборвав на полу фразе свой монолог, Сергей потрясенно замер – Боже, уж не Ольга ли это?! Его взгляд отчетливо зафиксировал высокую, необычайно стройную, чем-то неуловимым похожую на его бывшую жену, золотоволосую диву. Облаченная в синий элегантный костюм стюардессы и в кокетливо сдвинутую на правую бровь пилотку, украшенную эмблемой-птичкой, она, видя ошарашенное состояние молодого капитана корабля, молча и чуть озадаченно смотрела на него. Потом, будто спохватившись, белозубо улыбнулась и произнесла высоким мелодичным голосом: