Анна и Сергей Литвиновы - Оскар за убойную роль

– Счастливо, бухгалтер.

Валерий Петрович вышел на улицу.

Смешно было, конечно, думать, что в первом же, самом ближнем к Таниной работе, пункте он выйдет на след похитителей. Таких удач не бывает не то что в жизни, но даже и в кино. Но надо ж было с чего-то начинать.

Почему-то Ходасевича не покидало стойкое ощущение, что документ выкрал дилетант. А с дилетанта вполне станется утащить ключ из Татьяниной сумки и пойти делать дубликат в обычный металлоремонт.

Валерий Петрович нащупал в кармане сигареты, закурил. Еще с армии у него была привычка – не курить на ходу. В крайнем случае, если не видно поблизости кафе или лавочки, можно посмолить стоя – но ни в коем случае не шагая… Это и со стороны выглядит некрасиво, и так же, как пить или есть на ходу, не испытываешь никакого удовольствия.

В тот момент, когда он прикуривал, раздался звонок мобильного телефона. Валерий Петрович посмотрел на определитель номера: звонил Родя – сотрудник Татьяны и его, Ходасевича, агент.

Валерий Петрович нажал на клавишу «соединить».

– Здравствуйте, – раздался в трубке взбудораженный, довольный голос дизайнера Щапова. И тут же, без предисловий: – Я знаю, кто украл документ.

– Какой ты быстрый, – улыбнулся Ходасевич. – Молодец. Ну, и кто же?

– Татьяна Садовникова.

– С чего ты взял, что это она? – нахмурился Валерий Петрович.

– А ее с работы увольняют.

После стычки с бешеным депутатом Таня в одиночестве поднялась на второй этаж. Ни на кого из сотрудников не глядя, прошла в свой кабинетик. Бросила Наташке: «Пожалуйста, ни с кем меня не соединяй».

Села в свое любимое кожаное кресло. Минут пять посидела – бездумно, покойно. А потом вздохнула, встала и принялась разбирать стол. Полетели в шредер копии старых договоров, эскизы, результаты исследований, варианты слоганов. Она содрала с компьютеров и со стены гору желтых стикеров – напоминаний. Они ей уже больше не понадобятся.

Тане казалось, что механическая работа поможет ей успокоиться. Сначала вроде так и было. Однообразные движения рук заставили ее забыться. Но потом – когда с бумагами было покончено – она сняла с монитора игрушечную лошадку, подарок Валерочки. Сунула в сумку. Сложила крохотный портретик Ходасевича в рамочке, стоявший рядом с принтером. Фотография тоже полетела в сумочку. Еще одно фото со стола, побольше, – Макса. Туда же!

И тут, когда ее обжитой стол сиротливо оголился, долго сдерживаемая тоска вдруг затопила ее – всю, с берегами. Она не хотела уходить! Она не могла поверить, что сегодня выйдет отсюда – и никогда, никогда, никогда больше не увидит этого уютного кабинетика, родного стола, привычных стен. И милых сотрудников – с которыми она, бывало, ругалась, и «строила» их, и сердилась на них, и учила. Но в этот момент все они казались ей родными, близкими людьми. Даже ближе, чем иные родственники. Она не могла сейчас поверить, что кто-то из них подставил ее, желал ей зла. Все они – и Мишка, и Артем, и Натка с Полиной, и Родя – стали за три года работы почти что ее семьей. Было невыносимо думать, что все они завтра придут сюда, на службу, и будут заниматься все теми же, никогда не кончающимися делами, а ее уже не будет с ними.

Таня заплакала. Слезы текли по ее щекам, и одновременно ей становилось легче. Досада и тоска словно вымывались солеными потоками из души.

И тут зазвонил прямой телефон шефа. Татьяна долго не снимала трубку – надо было справиться с рыданиями, чтобы Теплицын не услышал ее зареванный голос.

– Слушаю вас, – наконец проговорила она.

Голос не сорвался – но это был не ее, а чужой, вымученный голос.

– Татьяна Валерьевна! – Теплицын казался официальным. – Пожалуйста, зайдите ко мне. – Сделал секундную паузу и добавил: – С заявлением.

…Босс переоделся в свеженькое, и сидел он в своем «американском» победительном стиле – закинув ноги на стол. Однако выглядел неважно: броски чашками кофе от благодарных клиентов даром не проходят. На челе Теплицына лежала печать озабоченности, на лбу проявилась глубокая складка.

– Давай. – Андрей Федорович протянул руку за заявлением. Сел нормально, взял бумагу, пробежал глазами, положил на стол.

Подписывать с ходу не стал, и в груди Татьяны затеплилась надежда.

– Мне звонили еще трое заказчиков, – доверительно проговорил Теплицын. (Надежда в груди Тани чуть подокрепла от его сообщнического тона.) – Пивной король Аристарх, Северный трубный завод и конфеты «Корифанов».

– И что?

– Что-что! Они все отказываются от наших услуг.

– Как?! Ведь контракты уже подписаны! Мы по ним работаем!

– Они готовы оставить нам тот аванс, что мы получили. И даже заплатить неустойку. Лишь бы не работать с нами.

– Это их Брячихин натравил… – догадалась Татьяна.

– А то кто ж еще! Оказалось, у него длинные руки. Даже длиннее, чем я ожидал.

– Сожалею, – прошелестела Татьяна.

– В итоге, если приплюсовать твоего колбасника и Брячихина, за три дня мы потеряли пятерых клиентов. На круг больше четырех миллионов долларов. И, боюсь, это только начало. Как ты думаешь с этим справляться?

– Придумаем что-нибудь, – тихо промолвила Таня.

Шеф оставил эту реплику без внимания и продолжил:

– И еще мне звонили четверо журналистов. – Андрей Федорович заглянул в списочек. – Из «Эксперта», «Коммерсанта – Власти», «Рекламного мира» и ежедневного «Коммерсанта».

– Чего хотели?

«Кажется, – подумала Таня, – босс успокоился. Похоже, он решил воздержаться от скоропалительных решений и не будет меня увольнять. Наоборот, сейчас предложит бороться с обрушившимися на фирму бедами сообща, плечом к плечу. Что ж, я согласна. Я на все согласна. Лишь бы не уходить из агентства».

Теплицын усмехнулся:

– Журналисты хотели узнать у меня, при каких обстоятельствах секретный документ попал в печать.

– И что вы им отвечали? «Без комментариев»?

– Нет, ну почему же, – усмехнулся Теплицын. – Я говорил всем и буду говорить, что документ был потерян в результате халатности одного из наших сотрудников. – Он сделал паузу, придвинул к себе Танино заявление об увольнении и вдруг… вдруг размашисто черкнул в углу «В приказ» и расписался. – И еще я сказал журналистам, – он улыбнулся иезуитской улыбочкой, – что этот сотрудник уволен. – И он протянул ей завизированное заявление.

Кровь бросилась Тане в лицо. Андрей Федорович пять минут назад дал ей надежду, а теперь растоптал ее.

– Да ты садист, Теплицын… – процедила она.

Тот усмехнулся.

– Передашь все свои дела Пастухову.

Таня круто развернулась и выбежала из кабинета. Глаза ее были на мокром месте, но она изо всех сил сдерживалась и шептала себе: «Я не буду плакать! Не буду! Не буду!.. Много чести!»