Анна и Сергей Литвиновы - Оскар за убойную роль

И, конечно, нарвалась.

– Ах ты, чмара! – прошипел какой-то из братьев и ударил ее в солнечное сплетение.

Таня задохнулась, схватилась за живот…

– Повтори, что ты сказала?! – Он занес руку для нового удара.

– Сколько… – Таня все еще задыхалась, – сколько… вам нужно?

– Вот так-то лучше, – удовлетворенно откликнулся первый изверг.

Второй заученно отбарабанил:

– Двадцать тысяч американских долларов. На лечение, восстановление, а также в качестве компенсации морального ущерба.

«Абсолютно нереальная сумма. Они – идиоты», – быстро подумала Таня. А вслух произнесла:

– Но у меня столько нет…

По правде, она надеялась, что они переглянутся, а потом заинтересованно спросят: «А сколько есть?»

Но переглядываться братья не стали.

– Достанешь, – спокойно изрек первый.

Второй добавил:

– А не достанешь – квартиру продашь.

– Сроку тебе даем три дня, – деловито произнес первый брат.

– За три дня продать квартиру я не успею, – твердо сказала Таня.

– Это уж, крошка, твои проблемы, – усмехнулся второй.

Первый тоже ухмыльнулся и изрек:

– Ты о последствиях, селедка, подумай. Мы ведь как? Хотим – молчим, а не хотим – этому делу ход даем. А расклад у дела – по всем статьям нехороший…

Брат радостно подхватил:

– Хреновый, прямо скажем, расклад. Ехала ты с превышением, наверняка была пьяная, Витю сбила на переходе, с места происшествия скрылась… Так что будешь, красавица, зону топтать.

– Но прежде, – подхватил второй, – мы с тобой сами за брата рассчитаемся. Ох и повеселимся! – Он с удовольствием рассмотрел свои крепкие мужицкие кулаки.

– Я все поняла, – торопливо сказала Татьяна. – Я достану деньги. Только можно один вопрос? Это вы взорвали мою машину?

Братья замерли.

– Машину? – слегка растерянно переспросил первый.

А второй нахмурился:

– Ты что, курица, несешь?!

И опять замахнулся бить.

– Пожалуйста, не трогайте! – взмолилась Татьяна. – Я же просто спросила!.. – Она всхлипнула и добавила: – Моя машина… ну, та самая… вчера утром взорвалась. Вот я и подумала, что это, может быть, вы?..

– Больно нужно, – лживо хмыкнул второй брат. И назидательно изрек: – Это, видно, бог тебя, засранку, покарал.

– Тогда еще вопрос, – не сдавалась Таня. – А вы в милицию не заявляли?

– Тебе-то какая разница? – пожал плечами первый брат – тот, который тупой.

– Очень большая, – твердо сказала Татьяна. – Я за что двадцать штук плачу? За то, чтобы дело замять.

– Двадцать штук ты за ущерб платишь. И на лечение, – буркнул второй.

– Ну уж нет! – взвилась Таня, тут же забыв, что решила быть с ними кроткой. – Я вам – двадцать косых, а вы на меня еще и ментов нашлете?! Нет, тогда не катит. Раз дело в суд – тогда сколько суд присудит, столько и буду платить.

– Что ты сказала? – Более горячий из братьев уже занес руку для нового удара, однако второй, здравомыслящий, его остановил.

– Ладно, лапочка, не ершись. Не заявляли мы. И заявлять не будем, раз ты Витьке отбашляешь. Он тебе даже бумагу даст – напишет, что не в претензии…

– Конструктивно, – оценила Татьяна. – Тогда еще вопрос. Последний. Откуда вы узнали? Ну, о том, что ваш брат в аварию попал?

Братья переглянулись. Тупой, кажется, изготовился сказать очередную грубость, но разумный сделал предостерегающий жест и спокойно ответил:

– Мы братика позавчера вечером в гости ждали. Он обещал, что к восьми придет, а времени девять, десять, одиннадцать – его нет и нет… Вот мы и заволновались, стали больницы обзванивать… и под утро нашли его, бедолагу…

«Не сходится, – быстро подумала Таня. – Брата-то они, может, и нашли – в больнице, – но как узнали, что именно я его на машине сбила? Виктор без сознания, сам рассказать не мог, а кроме него кто знает? Кирилл? Охранники на больничном КПП? Но Кирилл обещал, что они вроде будут молчать… Нет, как-то все неубедительно…»

– Ладно, крошка, – между тем подытожил второй брат. – Обо всем мы с тобой договорились, все вопросы ты нам задала. Так что можешь отваливать.

– Иди, собирай бабло, – подхватил первый. И угрожающе добавил: – А мы тебе позванивать будем. Чтобы узнать, как у тебя дела двигаются. Приятно было познакомиться. Оревуар!

Чистильщик, которого Валерию Петровичу порекомендовал Олег Николаевич, его куратор и друг из Конторы, оказался совсем молодым парнем – лет, наверное, двадцати трех. «Похоже, лейтенантик, – подумалось полковнику Ходасевичу, – год или два как из училища вылупился». Он с завистью и сожалением о своих ушедших годах смотрел на румяного парня, пышущего молодостью и здоровьем.

Сперва Ходасевич, верный своей привычке, чуть не насильно усадил отнекивающегося лейтенантика за стол и накормил. (Сегодня у Валерия Петровича был восточный день – с утра пораньше он приготовил суп пити и мусаху из баклажан.) И только после того, как они выпили кофе по-турецки с пахлавой, позволил чистильщику приступить к работе.

Мальчишка достал из кейса оборудование и бодро спросил:

– С чего начинать будем, Валерий Петрович?

Ходасевич откликнулся:

– Давай прямо отсюда, с кухни. – Чуть не добавил: «Я здесь три четверти своего времени провожу», но спохватился, прикусил язык. Что-то он подразмягчел на пенсии, расслабился. Подзабыл одну из заповедей комитетчика: никому и никогда не выдавать никакой лишней информации. Вместо этого Ходасевич сделал знак мальчишке: не надо, мол, комментировать свои собственные действия. Паренек понимающе покивал.

Чистильщик вдел в уши наушники и небольшим – величиной со спичечный коробок – приборчиком с антенной проверил сперва телефон, затем люстру. Потом – микроволновую печь и холодильник. Чтобы не вызывать подозрений у тех, кто, возможно, сейчас слушал их, Валерий Петрович завел с парнем разговор о футболе. Оказалось, что тот, естественно, разочарован игрой нашей сборной, а среди клубов (что очень странно для сотрудника Комитета!) болеет за ЦСКА.

Лейтенант сделал знак: мол, в электрических приборах все чисто. Валерий Петрович кивнул. Тогда чистильщик принялся исследовать кухню по периметру – сосредоточенно, от потолка до пола, сверху вниз, при этом двигаясь от входной двери справа налево.

Валерий Петрович закурил свою любимую «Яву». Полуприкрыл глаза, откинулся на диванчике. После сытной еды его клонило в сон. «Что-то я совсем стал вялый», – с досадой подумал он. По контрасту с румяным лейтенантиком Ходасевич особенно остро почувствовал собственную старость. Странно, но он даже рядом с Татьяной никогда не ощущал себя стариком: наверно, потому, что падчерица, несмотря на ее экстравагантные выходки, все-таки была взрослым, а порой даже мудрым человеком. А когда рядом совсем юный, наивный и азартный парень, поневоле чувствуешь себя, как говорит Танюшка, «антиквариатом»… Груз всех его почти шестидесяти лет вдруг надавил на полковника, лег на плечи.