Джон Макдональд - В плену подозрений

Кивнув, он подвел меня к широкому проходу в цехе, в самом начале которого стояла новая — во всяком случае, для меня — стена, наглухо отгораживающая последнюю треть огромного производственного зала. У входной двери с важным видом стояло несколько вооруженных охранников.

— Кто туда может пройти? — поинтересовался я.

— Я не могу. Ты не можешь. Мотлинг, полковник и капитан могут. Когда-то мог и твой брат, но потом его почему-то лишили допуска. Чтобы попасть туда, надо получить сверхспециальный пропуск, Гев.

— Ну и что, интересно, там происходит?

— Толком, конечно, не знаю, но здесь мы производим различные детали для какой-то военной штуковины под кодовым названием «Д-4-Д». Сделав одну, что, поверь мне, случается далеко не каждый день, мы тут же отправляем ее прямо туда. Из наших там никто не работает. Не пускают. Только какие-то совершенно незнакомые нам ребята со стороны с крутыми должностями и степенями. Нам категорически запрещено. Там, полагаю, производится конечная сборка. Затем, когда готовых изделий набирается где-то около полудюжины, хотя это не более чем моя личная догадка, основанная на количестве того, что мы сами здесь производим, они, как правило, глубокой ночью увозят их на специальных армейских грузовиках в сопровождении джипов с черт-те сколькими до зубов вооруженными солдатами.

Я медленно, в сопровождении Майлса, обошел весь цех. Так, никакой автоматики, старое, управляемое вручную оборудование и та самая штуковина «Д-4-Д», уже почти готовая пересечь тщательно охраняемую дверь. Отличная работа.

Мы вернулись в крошечный офис Майлса. Закрытая дверь оградила нас от громких звуков цеха. Беннет пожал плечами и покачал головой.

— Да, похоже, допуски у вас здесь близкие к запредельным, — заметил я.

— Это уж точно. Там есть одно хитрое коническое отверстие, которое нам приходится просверливать в каком-то специальном сплаве с точностью до одной тысячной миллиметра, а они потом сто раз проверяют это своими... нам, увы, совсем незнакомыми приборами. Даже если поставить тройную пробку, молекулы все равно пробьются туда, и потом их уже ни за что не вытащить.

Я с искренним восхищением свистнул:

— Вот это да! Ну и как это делается?

Он затравленно посмотрел на меня и тут же виновато отвел глаза:

— Догадайся сам, Гев... Извини.

Что я и сделал. Вслух.

— Значит, так: вы делаете множество частей из так называемых легких сплавов, то есть как можно более маленький вес является одним из наиболее важных факторов, правильно? Но там также обязательно должна быть очень прочная сталь для создания максимального поперечного сопротивления. Кроме того, наверняка есть детали не проводящие электричества, а в удобных и доступных местах должны быть предусмотрены различные карманчики, щели, пустоты для множества миниатюрных электронных устройств. Черт побери, Майлс, да ведь если это так, то тогда там, в том закрытом цехе за железобетонной стеной с вооруженной охраной и сверхсекретными спецпропусками, собирается то, что требуется даже больше чем для одного огромного взрывателя! Если, конечно, не принимать во внимание эту полусферическую полость, которая...

Я вдруг остановился. Ведь к ней вела здоровенная труба. Через нее специальное активирующее устройство со взрывным механизмом вполне могло бы подать туда некий редкий материал, соединив его со вторым компонентом, и создать таким образом требуемую критическую массу, а тогда...

Заметив выражение моего лица, Беннет покачал головой:

— Знаешь, Гев, мне не хотелось бы даже думать об этом.

— Но ведь это всего лишь догадка! Может, все совсем и не так.

Он, казалось, не слушал меня. Нахмурился, почему-то бросил внимательный взгляд на тыльную сторону своего левого кулака. Затем, не поднимая опущенных глаз, медленно, как бы размышляя про себя, заговорил:

— Значит, так: будем считать, что до окончательной сборки перед отправкой надо вставить туда, как минимум, три-четыре предохранительных механизма или электроцепи, а после них еще пару и несколько бортовых дублирующих устройств, чтобы исключить малейшую возможность случайного или, скажем, несанкционированного прерывания. Ну и в идеальном варианте конечно же систему автономного наведения, способную самостоятельно, без какого-либо вмешательства извне, корректировать курс полета.

— Ну а вдруг наша догадка не имеет ничего общего с тем, что происходит на самом деле, Майлс?

— Тогда на первое место выходит проблема сверхсекретности. Потому что, как ни гениально сделано изобретение, а всегда найдется кто-то другой, кто, украв его, сможет сделать то же самое и в случае необходимости использовать против тебя самого. — Он поднял на меня глаза. — Они мне все время снятся, Гев. Хочешь верь, хочешь не верь, но на самом деле снятся. Целая стая из ста штук на хмуром небе несется со скоростью шестнадцать тысяч миль в час. И никогда, никогда не поворачивает обратно. Они летят на нас!

— Не долетят, если мы сможем запустить столько же на них.

— При условии, если мы уверены, что они сработают.

Майлс проводил меня до выхода из блока "С". Мы бросили друг на друга прощальный взгляд и сразу отвернулись. Как будто чувствовали себя виноватыми в убийстве кого-то совершенно ни в чем не повинного. Да, странное чувство.

И все это происходило, когда я загорал, пил и развлекался на флоридских пляжах. Уму непостижимо! Я не стал подниматься к Мотлингу — просто зашел в контору, вернул пропуск, сел в машину и тут же уехал. От них. А от себя? Боюсь, это было куда сложнее. Впрочем... впрочем, надо срочно, ни в коем случае не откладывая, повидать еще одного человека. Моего последнего прямого родственника, брата отца, дядю Альфреда Дина.

Перекусив на скорую руку в ближайшем кафе, я бросил машину и пешком дошел до арландского гимнастического зала. Когда много лет тому назад умерла тетушка Маргарет, дядя Альфред сразу же продал гранитный дворец, который в свое время построил для них мой отец. Вместо него там возвели современный супермаркет, а дядя переехал в отвратительное красно-коричневое здание центрального городского гимнастического клуба. Почему-то ему так захотелось.

В приемной мне сказали, что постараются вызвать мистера Альфреда Дина из карточного зала. Как только смогут. В ответ я попросил их не беспокоиться, поскольку без труда смогу это сделать и сам. В свое время я тоже был постоянным членом этого клуба. Купил у них пачку сигарет и не торопясь отправился в карточный зал.

Там, увлеченно играя в бридж, сидело шесть человек. Дядя Альфред, сразу же заметив меня, сначала поднял вверх три пальца — очевидно, именно в этот момент объявляя ставку, — а затем указал ими на холл. Я послушно вышел, сел в удобное кресло, взял с низенького столика какой-то яркий журнал. Когда дядя Альфред буквально через несколько минут вышел, я отбросил журнал в сторону и встал.