Джон Макдональд - В плену подозрений

Я просто молча ушел, и президентство компанией автоматически перешло к Кену. Вначале он часто писал мне письма с просьбой вернуться обратно. Потом письма стали приходить реже, но все равно рука, подписывающая их, для меня так и оставалась рукой, лежащей тогда на ее груди, рукой, которая вскоре после случившегося надела в церкви обручальное кольцо на палец Ники. Моей Ники!

Небольшой уютный коттедж на берегу моря в Индиан-Рокс стал для меня совершенно новым миром, и я делал все возможное, чтобы не допустить туда ничего, абсолютно ничего постороннего, что могло бы хоть как-нибудь заставить меня снова вспоминать, снова думать о прошлой жизни, о том, что могло бы со мной произойти. Конечно, если бы, если бы, если бы... Когда у меня по тем или иным причинам бывало дурное настроение, я невольно думал, что все это вызвано не более чем печальными воспоминаниями о тех трагических для меня событиях четырехлетней давности; когда же на небе сияло теплое и ласковое солнце, вокруг раздавался здоровый веселый смех наших молоденьких загорелых пляжных девушек, а из портативных радиоприемников лились сладострастные латиноамериканские мелодии, все казалось на редкость приятным, успокаивающим душу и желанным.

«Светлая заря» на всей скорости шла на север практически параллельно береговой линии. Погода, а вместе с ней и восприятие дня незаметно изменились: откуда-то совершенно неожиданно начали появляться сильные порывы ветра, вызывая на безмятежной до того поверхности водной глади белую пенящуюся рябь, а затем столь же неожиданно исчезали; гребешки на западе приобрели желтоватый цвет, как бы предупреждая о надвигающемся шторме. Здесь у нас день мог меняться в течение получаса совершенно независимо от научных прогнозов, боли в затылке, ломоты в костях и иных народных, то есть практически «безошибочных», методов определения, какую погоду следует ожидать в ближайшее время.

Я бросил взгляд на отвратительную желтую коробку — отель «Форт Хариссон» в Клиауотере, служивший для мореплавателей своеобразным, но достаточно надежным ориентиром, и вдруг, неизвестно почему, вспомнил о Лестере, о его вроде бы вполне естественном желании вернуть меня назад в компанию. В его последнем годовом отчете акционерам особо подчеркивалось растущее количество государственных контрактов, что неизбежно влекло за собой увеличение занятости, поставок ну и всего прочего. Короче говоря, без талантливого Гевана Дина им теперь просто не обойтись.

«Конечно же, ясное дело», — сказал я сам себе, решив не верить ни единому его слову.

Вместе с тем мне никак не удавалось убедить себя в том, что здесь что-то не то, абсолютно не то. Если не сказать больше...

— Знаешь, нам совсем не хотелось бы, чтобы ты уезжал отсюда, Гев, — неожиданно произнесла Мидж. — Ни Джорджу, ни мне. Ты же понимаешь.

— Спасибо, Мидж. Я и не собираюсь туда возвращаться.

— Ты только так говоришь, а я уже начинаю без тебя скучать, — поежившись, с нервным смешком произнесла она. — У нас ведь были по-настоящему хорошие времена, мы все были счастливы, разве нет?

— Что да, то да.

— Хотя, как мне кажется, в последнее время счастья становится все меньше и меньше.

Я промолчал. Далеко впереди «Светлой зари» большая группа начинающих рыболовов неистово тренировалась в забрасывании наживки в море со скоростью добротного пулемета. Чайки громко верещали и друг за другом пикировали за, так сказать, «дармовой» добычей. Залив, начинающий незаметно для новичков принимать угрожающий вид приближающегося шторма, грозно повышал свой обычный уровень. Суда одно за другим спешили побыстрее вернуться домой, к безопасности.

А я четыре, целых четыре года не слышал голоса моей Ники...

На фоне лазурного моря и солнечного пляжа Лестер Фитч в строгом темно-сером костюме, белой рубашке, однотонном галстуке, очках в роговой оправе и фетровой шляпе с маленькими полями казался пришельцем из другого мира. Неторопливо мы шли с ним по песчаной дорожке к моему дому.

В свое время, наблюдая за его добросовестными попытками изобразить из себя эдакого молодого, блестящего и преуспевающего юриста, общества которого все только и жаждут, я всегда испытывал по отношению к нему смешанное чувство жалости и легкого презрения. Хотя со мной он чувствовал себя куда как менее уверенно, впрочем, полагаю, и со всеми, кто помнил его еще по школьным годам. Не сомневаюсь, ему очень хотелось бы, чтобы никто никогда больше не вспоминал того прыщавого, вечно слезливого и неуклюжего подростка, который и существовал-то, похоже, только для того, чтобы его безнаказанно пинал практически любой кому не лень. С теми из нас, кто знал его таким, он изо всех сил старался быть исключительно юристом, и никем иным, однако эта маска время от времени упрямо с него спадала, выставляя напоказ во всей красе его вечную неуверенность и гнетущий страх.

Всего полчаса тому назад Фитч хмуро наблюдал, как я тщательно пришвартовываю «Светлую зарю», и выглядел при этом даже более неуверенным, чем обычно. Стараясь не показывать ему своего желания поскорее узнать причину его столь неожиданного и, похоже, весьма большого интереса к моей персоне, я нарочно делал все медленно, так сказать, «как положено». Когда же наконец закончил, он недовольным тоном пробурчал, что хотел бы побеседовать со мной, но не здесь, на пирсе, а в доме, и пошел за мной вверх по песчаной дорожке, выглядя здесь, в Индиан-Рокс, столь же неуместно, как, наверное, выглядели бы наши пляжные девушки в своих миниатюрных бикини дождливой осенью где-нибудь на Уолл-стрит в Нью-Йорке...

Войдя в свою уютную, отделанную кипарисовым деревом гостиную, я первым делом распахнул все окна, поскольку накануне перед отплытием плотно их закрыл, и теперь воздух в ней, естественно, был довольно спертым и сырым. Лестер присел на кушетку, поставил шикарный кожаный портфель рядом, а на него аккуратно положил фетровую шляпу. Затем скрестил ноги, не забыв при этом поправить складки на брюках. Во всех его движениях было что-то не то, что-то совершенно неправильное, хотя, как до меня дошло чуть позже, именно так он и должен был бы себя вести, пытаясь уговорить меня вернуться в компанию. Затем следовало ожидать фальшивого доброжелательства, потока пустых, ровно ничего не значащих слов о том, какое это милое местечко, как прекрасно я выгляжу, ну и всего такого же. Однако на этот раз, судя по всему, я ошибся — вместо показушного дружелюбия Фитч повел себя как адвокат в суде.

— Вчера вечером Ники пыталась связаться с тобой по телефону, Геван, — с ноткой непонятного осуждения произнес он.

— Да, мне говорили, как и то, что ты прилетел сюда на самолете. Может, сначала скажешь зачем?