Марина Столбунская - Диссертация

Фамилии он ещё не все знал, но юноша, с которым Марку сегодня предстояло провести день, был ему хорошо знаком, он являлся чуть ли не центральной фигурой наблюдения, неформальный лидер, очень заносчивая «душа компании». Марк прокрутил в голове тактику общения, с таким типом стоило вести себя уверенно и нагло, говорить рублеными и твёрдыми фразами, ставить на место зазнайку безразличным к нему отношением, они этого очень не любят, привлекать внимание – их конёк.

– Тебе – второй этаж, мне – первый, – сухо сказал Марк устроившемуся на подоконнике Артёму Ильину.

– Это с чего это ты командовать вздумал? – лениво зевнув, ответил напарник.

– Ладно, убирайся на первом, он грязнее, – на то и был расчёт.

– Я, может, ваще ничё мыть не буду, и так чисто, – огрызнулся он.

– Да мне пофиг, делай что хочешь, – безразлично ответил Марк и, взяв стоявшее в углу ведро, направился на улицу за водой.

И половины не набралось, как в опустевшем дворе нарисовалась странная компания, состоявшая из троих деревенских амбалов и хрупкой девушки.

– Этот? – грубо ткнул Марка в грудь один из них, обращаясь к ней.

– Нет! – капризно огрызнулась она.

– Брешешь? Он? Говори!

– Да нет же!

– Эй, парень, ты тут один? – Амбал обратил на студента наглый взгляд и сплюнул.

– Да, все уехали в поле. Я дежурю. Не видишь? – Марк закрыл кран, и поставил полное ведро на землю. – А чего надо-то?

– Тьфу! Чё брехала тогда? – Он повернулся к девушке.

– Не брехала я, так и сказал, что один будет дежурить, полы мыть. Приходи, мол, покувыркаемся.

– Покувыркаюсь я тебе, дура! Точно не он?

– Да не. – В разговор вступил другой плечистый юноша с огромными кулаками. – Видал я его, он кудрявый, в замшевой куртке, не такой, тот симпатичный.

– Ты чё, разбираешься, кто из парней симпатичный? – с наездом спросил первый.

– Ну, девкам нравится. Ты, парень, – обратился он к Марку, – знаешь такого, кудрявого, покрупнее тебя, и куртка у него модная? Знаешь?

– Я с первого курса, ещё вместе не учились, видел, но как зовут, не помню.

– Так, ты передай энтому хахалю, что ежели возле Маньки ещё раз увижу, без зубов отсюда уедет. Она сеструха моя. Усёк?! – угрожающе прогремел защитник девушки.

– Ага, – спокойно ответил Марк. – Передам, обязательно.

– Считай, свезло ему. – Амбал ещё раз сплюнул, и они пошли восвояси подобру-поздорову, а студент направился в корпус.

Только он переступил порог, как Артём, а это именно его они искали, кудрявого соблазнителя деревенских девок, кинулся к Марку обниматься, весь белый от колотившего его страха.

– Спасибо тебе, братан, выручил так, что по гроб жизни благодарен буду! – задыхаясь, бормотал он, а юноша спокойно отстранился. – Если бы не отмазал, они такую отбивную из меня сделали бы!

– Просили тебе передать, чтобы к Маньке не совался больше.

– Да больно надо, – с облегчением выдохнул он. – Слушай, так тебе благодарен.

– Ой, ладно, ты лучше давай полы вымой, а то засекут и будет штрафной.

– Да я и не собирался отлынивать, так просто сказал. Только это, давай я уж на втором, и воды мне принеси. А? Вдруг вернутся? Побаиваюсь. Понимаешь? – Не умел дамский угодник за свои поступки достойно отвечать.

– Хорошо, принесу. Если девку не сильно попортил, то не вернутся.

– Да не портил я её, болтали да чмокнул пару раз. Вообще-то, она сама согласилась сегодня прийти сюда. Кто ж знал, зачем?

Студенты дружно помыли вместе полы, не деля этажи, возбуждённый Артём рассказывал о своих злоключениях с девушками, часто он попадал в курьёзные ситуации, Марк смеялся, в общем, время они провели весело. На том и сдружились.

Учёба в институте началась для юноши на положительной ноте. Немного скучноватыми казались лекции, не так уж сильно его тянуло к конструкторской работе, но тогда он ещё не разобрался в том, что такое призвание, а профессия была востребованной на рынке труда, уважаемой и хорошо оплачиваемой. Напрягала вечная любовная тема, не дававшая покоя окружавшим его парням, но Марк был достаточно умён, чтобы находить способы от неё увильнуть, правда, приходилось сочинять сложные схемы и врать, но это его даже забавляло.

Какое-то время юноше казалось, что он нашёл то, что искал, пока однажды Артём, с которым они стали почти неразлучны, не опустил его с небес на землю.

– Слышь, Марк, у тебя же через неделю днюха. Как мутить будем? Чё, оглох, что ли? Але, приятель!

Можно уехать на другой континент, по другую сторону экватора, даже на Южный полюс, но нельзя убежать от самого себя. Если больше никогда не видеть лицо матери, это не означает, что какая-нибудь незначительная мелочь не будет тебе о ней напоминать. Любая девушка – уже повод зажмуриться. Днюха! В общаге не любили тех, кто увиливал от празднования, каждый повод для пьянки приветствовался, а уж этот походил за святую обязанность.

Ночью Марка колотила нервная дрожь, он не мог спать, слыша в голове голос матери: «Мерзкое Отродье, Зародыш, Гнида!»

– Эй, брат, проснись, ты чего кричишь? Приснилось чего? – оказалось, что уснул и напугал соседа.

– Да, Мих, прости. – Марк повернулся на бок и накрылся с головой одеялом.

– Ты смотри, жар у тебя, что ли, лицо мокрое, – обеспокоился Мишка.

– Нет, просто кошмар, ты спи.

«Мама, мама», – стучало, как набат, сердце молодого человека, и слёзы катились из глаз.

Забыть это было невозможно. Как изменить в сознании код, что ты сын насильника, сумасшедшего, одержимого убийцы?! Как простить матери, даже если ты сочувствуешь ей и понимаешь её горе, то, что она с тобой сделала?! Его отец изнасиловал её лишь раз, пусть это было страшно, унизительно, больно, но ведь и она не лучше его, она травила своего ребёнка семнадцать лет.

Вдруг ущипнёт больно или скрутит ухо ни с того ни с сего, просто так, если Марк заставал её за шитьём, то могла уколоть иголкой, за любую оплошность полагался тумак, да посильнее, еду кидала ему как собаке, и попробовал бы он не вымыть за собой посуду. Чаще всего она вообще не звала его кушать, он сам находил что поесть в холодильнике, голодом она его не морила, но и подавать обеды и ужины, как это полагалось в нормальных семьях, не хотела, только когда приходила бабушка или гости. С первого класса он сам стирал своё белье и убирался в квартире. И всё это сопровождалось обидными, незаслуженными оскорблениями и злыми взглядами. Марку удалось сохранить человеческий облик в таких условиях только благодаря врождённому высокому интеллекту и книгам.

«Мама, как мне простить тебя?! Я хочу! А лучше забыть. Как забыть?! Я должен! Умереть! Только умереть! По-другому память стереть не получится, – думал юноша, беззвучно обливаясь слезами под одеялом. – Днюха! Пьянка! Отлично! Надо купить побольше бухла, и тогда я смогу упиться до смерти. Бабушка однажды говорила, что какой-то её сосед столько выпил, что копыта отбросил. Что ж, это же совсем не страшная смерть, и она-то и может быть мне по силам. Просто пей и пей до потери сознания».