Уолтер Мосли - Вниз по реке к морю

Доставили меня в довольно просторное помещение и тут же приковали к стальным кольцам, приваренным к полу. Я сел на табурет в торце длинного стола. Флуоресцентный свет жег глаза, и голова от него болела невыносимо. Я еще подумал, не придет ли кто-нибудь сюда, чтобы убить меня. Я помнил, что это Америка, и тут ребята, которые работают на закон, не убивают без решения суда. Впрочем, я был в этом уже не совсем уверен. Может, они казнят меня за то, что я стал несостоявшимся убийцей в этих стенах.

– Мистер Оливер, – раздался голос женщины.

Я перевел взгляд туда, откуда слышался голос, и поразился, поняв, что она вошла в эту комнату совершенно беззвучно. За ее плечом стоял здоровенный черный парень в синей форме, которого я прежде никогда не видел. И я не слышал, как они вошли. Звуки поменяли для меня свое значение, и теперь я даже не был уверен в том, что именно я слышал.

Я рявкнул на нее – таким словом, какого никогда не использовал ни прежде, ни впредь. Мужчина в синем костюме рванулся вперед и довольно сильно ударил меня.

Я напряг каждый мускул, силясь избавиться от оков, но тюремные цепи специально делают такими, чтобы они были крепче человеческих жил.

– Мистер Оливер, – повторила женщина.

Она была высокой и стройной, волосы ее совершенно не портила благородная седина, и дымчато-синий брючный костюм прекрасно это подчеркивал. А еще она носила очки. Линзы блестели, скрывая ее глаза.

– Что?

– Я помощник старшего тюремного смотрителя Николс, и я пришла сообщить вам, что вас отпускают.

– Что?

– Как только лейтенант Шейл и я выйдем, люди, которые привели вас сюда, снимут с вас цепи, отведут туда, где вы сможете принять душ и побриться, а также выдадут вам чистую одежду и немного денег. С этого момента ваша жизнь снова будет принадлежать только вам.

– А как же… обвинения?

– Обвинения против вас сняты.

– А как же… моя жена, моя жизнь?

– Мне ничего не известно о ваших личных делах, мистер Оливер. Лишь то, что вас надлежит отпустить.

Первый раз за эти месяцы я увидел свое отражение в сверкающем стальном зеркале, что висело рядом с душевой кабинкой, где мне позволено было помыться. Сбритая щетина обнажила глубокий шрам, перечеркнувший правую щеку. Раны в Райкерс зашивали не всегда.

Выйдя из автобуса в Порт-Аторити на 42-й улице, я остановился и огляделся, понимая, насколько пустым на самом деле было слово « свобода ».

– Папа, ты опять думаешь о тюрьме?

Она стояла в дверях моего офиса, высокая и смуглая, как испанская Мадонна, и глаза у нее были мои. Чувствовалось, что она тревожится обо мне, но тем не менее она улыбалась.

Эйжа не была угрюмым подростком. Одно время она увлекалась чирлидингом, училась в естественно-научном классе. Она была достаточно симпатична, чтобы позволить себе не заводить постоянного парня, и достаточно отзывчива, чтобы другие девчонки, у которых парни были, понимали, что она достойна лучшего.

Черная юбка ее была слишком короткой, а кораллового цвета блузка – слишком открытой, но я так радовался, что она снова появилась в моей жизни, что по пустякам старался не ввязываться в спор.

Бывшая жена Моника много лет пыталась нас разлучить. Она таскала меня в суд, добиваясь, чтобы мне запретили любые встречи с Эйжей-Дениз; обвиняла меня в отказе платить алименты, в то время как сама же и опустошила мои счета, и мне не осталось ни гроша.

И лишь когда Эйже исполнилось четырнадцать, она добилась того, чтобы мать разрешила ей регулярно оставаться у меня. А теперь ей уже семнадцать, и она заявила, что либо будет работать в моем офисе, либо заявит судье – первому же, который согласится ее выслушать, – будто новый муж Моники, Коулман Тессар, то и дело случайно заглядывает в ванную, когда она принимает душ.

– Что? – переспросил я.

– Когда ты вот так смотришь в окно, ты почти всегда думаешь о тюрьме.

– Меня там сломали, детка.

– Но ты не выглядишь больным и разбитым, – произнесла она. Эти слова я сказал ей однажды утром, когда она хотела увильнуть от школы.

– Что это у тебя? – спросил я, кивая на кипу бумаг у нее в руках.

– Почта.

– Завтра с этим разберусь.

– Ну уж нет. Вечно у тебя до почты руки не доходят, пока счета не просрочишь. Не знаю, почему ты не разрешаешь мне завести тебе онлайн-кабинет, тогда я бы сама их сразу оплачивала.

Она была права, но мне все казалось, что по почте придет какое-то фальшивое свидетельство, из-за которого я снова отправлюсь в эту жуткую камеру с тараканами.

– Мне надо на выезд по делу Эйкерза, – объяснил я.

– Так возьми с собой – и разберешь, пока будешь ждать. Ты же сам говорил, что девяносто девять процентов времени на работе ты просто сидишь в машине и ждешь.

Она протянула мне кипу и заглянула в глаза. Что и говорить, Эйжа-Дениз не зря ругалась с матерью, потому что знала, как она нужна мне.

Я взял папку, и дочка улыбнулась.

– Дядя Глэд звонил, – сообщила она, когда я принялся пролистывать счета, рекламные листовки и разнообразные запросы от клиентов, судов и, естественно, бывшей жены. Еще среди бумаг лежал небольшой розовый конверт, подписанный вручную, судя по маркам – из Миннесоты.

– Да? – пробормотал я. – И что же Глэдстоун говорит?

– Они с Лиманом, Вороном и мистером Ло сегодня играют в карты тут неподалеку.

– Его зовут Джесси Уоррен, а не Ворон, – поправил я. – Он просил меня называть его так.

Мне не слишком нравились друзья Глэдстоуна, но по большей части он старался держать их подальше от офиса. И потом, я был обязан Глэду: после ареста он мою шкуру спасал не раз и не два.

Только потому, что меня посадили в одиночку, я не стал убийцей. А когда у меня не было денег ни на аренду, ни на алименты, именно он одолжил мне сумму, которой хватило даже на то, чтобы открыть «Детективное агентство Кинга». Он же и подкинул мне первых клиентов.

Но самое главное, он помог мне уладить дела с уходом из полиции Нью-Йорка. Я лишился и пенсии, и льгот, но сохранилась медицинская страховка и для Моники, и для моей дочери. И уж совсем волшебным образом в моем личном деле не осталось никаких порочащих записей.

Кстати, я уже пару недель как начал читать роман почти столетней давности «На Западном фронте без перемен» [2] All Quiet on the Western Front (англ.) (нем. Im Westen nichts Neues – «На Западе ничего нового») – антивоенный роман Эриха Марии Ремарка, впервые опубликованный в 1928 году. . Так вот, там один персонаж напоминает Глэда – Станислав Катчинский (Кат). Кат мог найти хоть еду на кладбище, хоть красавицу в разрушенном бомбежкой здании. И когда вся немецкая армия страдала от голода, Кат появлялся в отряде с запеченным гусем, головой отменного сыра и несколькими бутылками красного вина.