Павел Амнуэль - Что там, за дверью? Собрание сочинений в 30 книгах. Книга 24

Дизайнер обложки Изя Шлосберг

Редактор Л.И. Моргун

© Павел Амнуэль, 2022

© Изя Шлосберг, дизайн обложки, 2022

ISBN 978-5-0056-3047-6 (т. 24)

ISBN 978-5-0056-1581-7

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Все права на электронную версию книги и её распространение принадлежат автору – Павлу Амнуэлю. Никто не имеет право каким-либо образом распространять или копировать этот файл или его содержимое без разрешения правообладателя и автора.

Борис Натанович Стругацкий недавно ответил на вопросы редакции журнала «Белый мамонт» (http://www.belmamont.ru/index.php?action=call_page&page=strug). Среди вопросов был и такой:

– Сегодня трудно назвать фантастический роман, в котором действовал бы запоминающийся герой, особенно имеющий отношение к науке. Означает ли это, что герой научной фантастики умер?

– Я склонен скорее думать, – ответил Борис Натанович, – что умер жанр НФ в целом. Читатель утратил интерес к романам о судьбах научных открытий, о фантастическом вторжении науки в реальную жизнь, вообще утратил интерес к литературному герою ученому, исследователю, «покорителю Природы». Можно только гадать, почему это произошло. То ли общее разочарование наукой охватило широкие массы («Радио есть, а счастья все равно нет», как отметил еще Ильф в конце тридцатых). То ли страх перед развитием науки окончательно преодолел мечту о ее волшебных возможностях. То ли скучные контр-открытия второй половины ХХ века убили молодой энтузиазм первой половины: Марс и Венера – необитаемы; Сверхцивилизации – молчат; Космос пуст и безнадежно однообразен; «мертвой воды» – сколько угодно, а живая во Вселенной не обнаружена; ничего интересного не бывает: ни скатерти-самобранки, ни шапки-невидимки, ни палочки-выручалочки. То, что ученые называют «прорывами в неведомое» и «задачами Тысячелетия» – неудобопонимаемо и не будит ни воображения, ни «восторга пиитического»… И молодой читатель, жажда фантастического у которого бьет ключом, стремительно бежит в Край Вечных Чудес, где эльфы, драконы, маги и отважные рыцари, – где все так понятно, сладостно щекочет воображение, где весело, страшновато и ни о чем не надо думать. В мир пришла Фэнтези, современная авторская сказка, и потеснила всех и вся в фантастике. Вы хотели Новой Фантастики? Так вот она вам – новая фантастика!

***

Боюсь, что не могу согласиться с тем, что новая фантастика – это фэнтези и сказка, а научной фантастике больше нет места в жанре.

Прежде всего хочу подчеркнуть, что сказанное Борисом Натановичем нужно отнести к ситуации в конкретно российской фантастике. На Западе научная фантастика переживала кризис (почему – речь ниже) лет тридцать назад, успешно его преодолела, и сейчас можно вспомнить сходу десяток авторов, успешно работающих именно в поджанре жесткой научной фантастики. Называю только тех авторов, чьи произведения (далеко не все, к сожалению!) были переведены на русский язык: это Грег Иган, Грегори Бенфорд, Стивен Бакстер, Ненси Кресс, Питер Абрахам, Тед Чан, Питер Уоттс, Ларри Нивен, Пол Мелкоу, Ким Робинсон, Орсон Кард, не говоря уже о Дэне Симмонсе с его циклом о Гиперионе и Верноре Виндже с его «Пламенем над бездной». До последних дней жизни писал научную фантастику классик жанра Артур Кларк.

В России научная фантастика действительно находится в коматозном состоянии. Борис Натанович приводит тому три причины. Рассмотрим их по отдельности.

Первая причина – общее разочарование наукой, охватившее широкие массы. Речь, опять же, нужно бы вести о российской науке, которая, как и российская научная фантастика, находится в коматозном состоянии. Действительно, «радио» (компьютеры, смартфоны, DVD и пр.) есть, а счастья нет. Однако, как мне представляется, всеобщее разочарование наукой настало не сейчас, а по меньшей мере полвека назад, когда НФ была, в принципе, на подъеме. Полвека назад, после атомных бомбардировок, всем стало ясно, что наука способна принести людям не только благо, но и всеобщее уничтожение, которое счастьем никак не назовешь. Именно в те годы на Западе были очень популярны антиутопии и романы-предупреждения, в черном цвете рисовавшие будущее человечества и его гибель в результате именно научных изысканий, приведших к созданию оружия массового поражения. Но о том, что наука способна принести неисчислимые страдания, а не всеобщее счастье, фантасты писали и задолго до начала атомной эры, так что, если не всё человечество, то читатели фантастики еще во времена Жюля Верна прекрасно понимали, что наука – не панацея от несчастий, и что все зависит от того, в чьих руках окажутся научные открытия. Перечитайте «Пятьсот миллионов бегумы» Жюля Верна. Какое и кому счастье приносят открытия и изобретения, сделанные героем этого романа? А уж что думал о «счастье, приносимом наукой» Герберт Уэллс, сто лет назад предсказавший атомный апокалипсис в романе «Освобожденный мир» и еще раньше войну миров, ставшую возможной тоже в результате развития науки (пусть не земной, а марсианской)? И разве много счастья приносит научное открытие – невидимость?

О том, что наука непременно приведет человечество к счастью, можно прочитать, пожалуй, только в произведениях советских фантастов, да и то не всех, а представителей так называемой фантастики ближнего прицела. Наука и счастье даже у Александра Беляева ассоциируются друг с другом лишь в его худших произведениях («Подводные земледельцы», «Звезда КЭЦ» и пр.). Много ли счастья приносят научные открытия героям «Человека-амфибии», «Головы профессора Доуэля», «Человека, потерявшего лицо»?

Поэтому мне представляется не очень-то правильным говорить о том, что закат научной фантастики наступил, когда люди поняли, что наука и путь к счастью – не синонимы. Авторы и читатели фантастики всегда это знали, а те, кто фантастику не читал, читали газеты и видели, что наука – это не только радио и телевидение, но и атомная бомба, и химическое оружие, которое использовали еще в Первой мировой войне.

Закат же научной фантастики произошел почему-то в начале XXI века, а не в середине ХХ, и не везде, а только на бывшей шестой части суши.

Причина вторая – скучные контр-открытия второй половины ХХ века.