Харлан Кобен - Мальчик из леса

Зазвонил телефон. Хестер.

– Поговорил с Авой О’Брайан? – спросила она.

– Да.

– Видишь, я не лезу с вопросами, откуда ты ее знаешь. Разве я не молодец?

– Вы само благоразумие.

– Так что она сказала?

Уайлд ввел ее в курс дела. Когда он договорил, Хестер заметила:

– Эти ее слова о спокойствии Наоми. Тревожный знак.

– Знаю, – согласился Уайлд.

Решив свести счеты с жизнью, люди зачастую лучатся умиротворением. Решение принято. Как ни странно, гора свалилась с плеч.

– Что ж, у меня есть новости, – сказала Хестер. – Хорошими их не назовешь. – Уайлд ждал. – Мне перезвонила ее мать. Она понятия не имеет, где Наоми.

– Значит, отец соврал, – сказал Уайлд.

– Может быть.

В любом случае Уайлду не помешает нанести визит папаше.

Кто-то выкрикнул имя Хестер. В трубке раздался фоновый шум.

– Все в порядке? – спросил Уайлд.

– Мне скоро в эфир, – ответила Хестер. – Уайлд?

– Да?

– Нужно кое-что сделать, и побыстрее.

– Не уверен, что будет толк.

– Нутром чуешь?

– Какая разница, что я чую, – сказал Уайлд. – Я смотрю на факты.

– Чушь собачья. – После паузы Хестер добавила: – Разве фактам есть дело до этой девочки? Разве факты за нее переживают?

– Не переживают, – согласился он. – Ни за девочку, ни за Мэтью.

Фоновый шум усилился.

– Мне пора, Уайлд. До скорой связи.

Она завершила звонок.

Хестер сидела за новостным столом, на стуле с кожаной спинкой. Стул был для нее высоковат. Ноги едва доставали до пола. Телесуфлер был настроен и готов к запуску. Штатный стилист по имени Лори колдовал над ее прической, вносил завершающие штрихи кончиками пальцев. Гример по имени Брайан подправлял ее макияж косметическим карандашом. Красные часы вели обратный отсчет – совсем как таймер бомбы в телефильме. Эфир начнется меньше чем через две минуты.

Сегодняшний партнер Хестер по передаче играл с телефоном. Хестер на секунду закрыла глаза. Почувствовала, как щек касается кисточка гримера, как пальцы стилиста бережно поправляют волосы. Странно, но вся эта суета ее успокаивала.

Завибрировал телефон. Вздохнув, Хестер открыла глаза и отмахнулась от Лори с Брайаном. Обычно она не отвечала на звонки перед самым эфиром, но сейчас, судя по имени на экране, ей звонил внук.

– Мэтью?

– Ну что, нашла ее?

В приглушенном голосе слышалось отчаяние.

– Почему ты шепчешь? Ты где?

– У Краха дома. Ты поговорила с мамой Наоми?

– Да.

– Что она сказала?

– Она не знает, где Наоми.

Мэтью издал звук, похожий на стон.

– Мэтью, о чем ты молчишь?

– Неважно.

– Важно.

– Забудь, что я звонил, – угрюмо сказал внук. – Ладно?

– Нет, не ладно.

– Десять секунд до эфира! – завопил один из продюсеров.

Второй ведущий сунул телефон в карман и сел ровнее. Повернулся к Хестер, увидел, что она прижимает телефон к уху, и сказал:

– Э-э-э, Хестер? Вступительное слово за вами.

Продюсер поднял пятерню: до эфира пять секунд. Поджал большой палец: четыре.

– Я перезвоню, – сказала Хестер.

Когда продюсер загнул указательный палец, она положила телефон на стол.

Может показаться, что три секунды – это очень мало, но на телевидении все иначе. У Хестер осталось время, чтобы взглянуть на Эллисон Грант, продюсершу ее передачи, и кивнуть. У Эллисон осталось время, чтобы поморщиться и кивнуть в ответ – показать, что она идет на поводу у Хестер, но делает это без особого желания.

Хестер была к этому готова. Бывает время собирать сведения, а бывает время бросить клич.

Сейчас пришло время бросить клич.

Закончив обратный отсчет, продюсер указал на Хестер.

– Добрый вечер, – сказала она, – и добро пожаловать на передачу «Краймштейн и криминал». Сегодняшний выпуск посвящен – кому же еще? – новому кандидату в президенты Расти Эггерсу и спорам вокруг его предвыборной кампании.

Эта фраза была на телесуфлере. Следующей фразы на телесуфлере не было.

Хестер сделала глубокий вдох. Назвался груздем, полезай…

– Но сперва – горячие новости, – сказала она.

Второй ведущий повернулся к ней и нахмурился.

Дело в том, что Мэтью был напуган. Вот почему у Хестер не осталось выбора. Мэтью был напуган, попросил ее о помощи. И теперь она сделает все, что в ее силах.

По всей стране на экранах телевизоров появилась фотография Наоми Пайн. Единственная фотография, которую смогла найти Эллисон Грант, да и эту раздобыть было непросто. У девочки не было профилей в соцсетях (что в наше время весьма странно), но Эллисон лучше всех умела находить информацию. Откопала сайт фотографа, снимавшего портреты старшеклассников из школы Суитуотер. Как только Элисон пообещала, что на снимке останутся водяные знаки и логотип, фотограф разрешил показать портрет Наоми в эфире.

– Сегодня вечером, – продолжала Хестер, – девочке из Уэствилла, штат Нью-Джерси, нужна ваша помощь.

На парковке у дома Авы Уайлд прикинул, какие у него есть варианты. Других дел по большому счету не осталось. Время было позднее. Итак, вариант первый: вернуться в дом Краймштейнов и потихоньку пробраться на второй этаж, в спальню к Лейле…

Вот именно. Стоит ли рассматривать другие варианты?

Чтобы подчистить все хвосты, он написал эсэмэску Мэтью: Ты где?

Мэтью: У Краха Мейнарда.

Лейла об этом рассказывала, но Уайлд не был уверен, стоит ли говорить, что для него это не новость.

Уайлд: Наоми там?

Мэтью: Нет.

Уайлд задумался, о чем бы спросить, но увидел пляшущие точки: Мэтью набирал сообщение.

Мэтью: Черт.

Уайлд: Что?

Мэтью: Здесь творится что-то нехорошее.

Пальцы Уайлда двигались не так быстро, как хотелось бы, но он наконец сумел напечатать: Ты о чем?

Нет ответа.

Уайлд: Мэтью?

Утопический образ первого варианта – теплая Лейла в спальне, под одеялом, читает правовые документы – встал перед глазами так отчетливо, что Уайлд почувствовал аромат ее кожи.

Уайлд: Эй?

Нет ответа. Образ Лейлы превратился в дым и растаял в небесах.

Проклятье.

Уайлд вырулил на дорогу и помчался к Мейнард-Мэнор.

Мэтью был в гостях у Краха Мейнарда, в огромном особняке на вершине холма.

Снаружи дом выглядел старым и немного готическим, с мраморными колоннами. Мэтью вспомнил, как бабушка возила его в пафосный гольф-клуб на вручение приза одному из ее клиентов. Он помнил, что Хестер там не понравилось. Попивая вино – как оказалось позже, с вином она перестаралась, – бабушка щурилась все сильнее и сильнее. Хмуро водила глазами по комнате, бормотала себе под нос что-то насчет серебряных ложечек, привилегий и межродственных браков. Когда Мэтью спросил, что не так, Хестер смерила его взглядом и во всеуслышание сказала: «Ты наполовину еврей, наполовину черный. Так что для тебя двойной запрет на посещение этого клуба». Помолчав, подняла палец и добавила: «А может, двойная привилегия». Пожилая дама – ее белоснежные волосы были взбиты и залиты лаком – начала шипеть и цыкать в ее адрес, и Хестер посоветовала ей пойти просраться.