Игорь Заседа - Тайна дела № 963

Вы остановились в «Вандербилде», я зашел в отель спустя несколько минут после того, как вы отправились на ту встречу. Администратор даже сказал, что если я пойду быстрым шагом, то, наверняка, догоню вас, он даже назвал направление – вы поинтересовались у него, как быстрее пройти к «Хилтону».

Я видел, как вы сели в автомобиль, и это меня насторожило. Когда же вы не явились в отель – а я регулярно названивал, – понял: вы попали в их руки!

Я буквально себе места не находил, потому что чувствовал себя виновным в случившемся. Ведь весь ужас вашего положения был в том, что вы не могли дать им требуемого. Вы просто не обладали этой информацией! Признаюсь, я готов был пожертвовать любыми документами, имеющимися в моем распоряжении, лишь бы выкупить вас…

Парадокс: мы искали друг друга, но так и не нашли…

Впрочем, сегодня они опять напали на мой след, и смерть Карла – последнее предупреждение мне. Но я не намерен отступать, я должен посчитаться с ними теперь уже и за Карла, это был настоящий человек…

Итак, давайте подведем некоторые итоги.

Во-первых, существует разветвленный заговор против большого, если позволите так определить, спорта, против олимпийского – прежде всего.

Во-вторых, создан уникальный допинг, позволяющий человеку делать настоящие чудеса – на беговой ли дорожке, в седле велосипеда, в тяжелой атлетике, боксе, баскетболе, словом, в любом виде спорта он дает фантастическую «прибавку». О подобном до сих пор не могли и мечтать приверженцы тестостеронов, анаболиков и прочей гадости.

В-третьих, препарат уже выдержал всестороннюю апробацию на ведущих спортсменах. Да, да! И допинг-контроль еще ни разу не дал положительного результата. Думаю, если нам не удастся помешать, то целый ряд выдающихся достижений на Играх в Сеуле родится благодаря этому сверхдопингу.

В-четвертых, и это самое печальное, мне не удалось узнать, кто готовится выбросить после Олимпиады на «широкий рынок» этот препарат и кто из ведущих атлетов сегодня выступает в роли подопытных кроликов. Есть подозрения на некоторых американцев, – Майкл сделал паузу, – и на ваших, да, на ваших парней…

– Выходит, мы у разбитого корыта, как у нас говорят?

– Не совсем. Лабораторию в Мазатлане можно будет дешифровать, это раз. Кроме того, мне удалось умыкнуть две упаковки этого сверхсекретного допинга, его нужно пристроить немедленно для поиска кода расшифровки вещества в организме спортсмена. Вот это пока все, что я могу вам, Олех, сообщить».

До утра я не сомкнул глаз и обрадовался, когда первые лучи солнца позолотили край небосвода. Я был готов действовать.

Пленку с записью ночной беседы я отнес к Сане и попросил положить в карман пиджака или брюк, туда, где он хранит свои шиллинги, и беречь как зеницу ока. И никому-никому не отдавать ни при каких обстоятельствах. Саня был человеком понятливым и не стал ни о чем спрашивать.

Прежде чем выйти из номера, я позвонил Дейву Дональдсону и сказал, что буду ждать его в пресс-баре. Потом запечатал два экземпляра расшифровки нашей беседы с Майклом в два конверта, написал киевский адрес и бросил в почтовые ящики – одно на городском вокзале, благо он был рядом с отелем, второе – в пресс-центре.

В сумке у меня лежала коробка с таблетками оранжевого цвета – без этикетки и вообще без каких-нибудь опознавательных знаков. Это были те самые стимуляторы, обладание которыми стоило жизни Карлу Липману и угрожает жизни Майкла Дивера.

Дейв Дональдсон находился наверху блаженства: шеф лично позвонил ему из Лондона и поблагодарил за великолепные репортажи.

– Вам ли рассказывать, что такое благодарность от шефа? – никак не мог угомониться Дейв. – Это вам не благодарственные слова, коими может одарить редактор отдела, присовокупив к ним максимум десятку. Если уж лично поздравляет шеф, то, скажу я вам, мистер Романко, мне стоит подумать и о новой машине. Не сейчас, не сразу, но присмотреть какую-нибудь «ланчию», они нынче побеждают чуть ли не на всех ралли, не грех. Чует мое сердце, что мои акции растут не по дням, а по часам!

«Да, – подумал я, – мне бы ваши заботы, мистер Дональдсон. Сколько подобных историй довелось мне раскопать, иной раз и кое-чем поценнее, чем собственное спокойствие, приходилось рисковать. И что в итоге? Зарплата как была десять лет назад, так и застыла на месте, и никак не зависит от моей производительности, от способностей, от преданности изданию, коему ты посвящаешь лучшие годы жизни. Хочешь работать хорошо, на тебя же и все шишки будут валиться. А разве мне не вычитывали за ту мюнхенскую историю, когда столько сил и здоровья было положено, чтоб восстановить доброе имя человека, который сам уже не мог постоять за себя?…»

– Но без вас бы, мистер Романько, мне не напасть на эту жилу. Я этого, клянусь всеми святыми, никогда не забуду! – Дейв был искренне взволнован. А до моего сознания его слова не доходили: я мучительно решал задачу: можно ли, точнее, имею ли я право посвящать Дейва в продолжение этой истории и, более того, выполнит ли он мою просьбу, не вытребовав за то себе особые условия? Собственно говоря, что я знал о Дональдсоне? Встретились тогда в Лондоне, когда он случайно наткнулся на меня в полицейском участке. Ну, написал честно, так, как я его просил, хотя мог и растечься мыслию по древу, это у них в порядке вещей. Теперь, после убийства Карла Липмана, мы снова вышли на контакт, и парень снова не подвел. Ладно, не подвел, – оборвал я себя, – ты тоже не суетись: он берег собственный интерес, ты носитель информации, кто же станет разрушать источник, чтоб выпить стакан воды? Но и подозрительность, согласись, хоть как уж в нас ее воспитывали, да что там – культивировали! – чуть ли не с детсадовской считалочки, у тебя никогда не расцветала махровым цветом. Если б это не так, никогда ты не смог верить людям из-за бугра, многим, с кем сводила тебя журналистская тропа, так что бросай ты это премерзкое взвешивание «за» и «против»…

– Дейв, есть одна небольшая поправка в наши с вами выводы, – сказал я и изучающе посмотрел на собеседника. Он запнулся на полуслове, но лицо его продолжало излучать незамутненную радость. – Мы ошиблись, в той машине не было Майкла Дивера. Погиб другой человек, и я знаю его имя.

– То есть, вы хотите сказать, что я ввел в заблуждение читателя и даже местную полицию? – Дейв Дональдсон явно опешил. – Это не слишком приятная новость, скажу вам, и на Бейкер-стрит кое-кто, узнав ее, обрадуется донельзя. Зависть – штука опасная. Но я уверен, что у вас, мистер Романько, не было намерений толкнуть меня в эту яму?

Вот эти слова «я уверен», сказанные твердо, без подкопа или тени сомнения, поставили точку на моих колебаниях.