Александр Альберт - Сенатор

(Брянцев хотел добавить: «Или что-то не так?», но это прозвучало бы как вызов, и он не стал это делать.)

– Александр Михайлович, дорогой, вы ещё совсем юный сенатор, – она улыбнулась, – и не знаете наших обычаев. Вам известно, почему Скопинцев отказался участвовать? Вижу, неизвестно, да?

Брянцев кивнул.

– Потому что тема стала острой! – Седлецкая стала серьёзной, и сразу выявились все косметические ухищрения сделать её монументальной: она была пожилой женщиной. – Я, безусловно, прошу отнестись к этому шоу очень серьёзно, – она помолчала, – и, главное, ответственно.

И, прощаясь, протянула руку.

Брянцев в задумчивости прошёл в свой кабинет. В приёмной помощников не было – молодцы, уже на задании, – секретарь встала:

– Добрый день, Александр Михайлович! Почту заберёте?

– День добрый, Лика, а почту давайте. Как здоровье, настроение? – Привычно спрашивая, Брянцев открыл протянутую папку и наскоро просмотрел бумаги.

– Всё нормально, Александр Михайлович.

Лику, Анжелику Михайловну Воронцову, Брянцев встретил случайно, сразу по приезде в Москву: она работала у него в отделе «Совфрахта»; лучшего кандидата в секретари не было, и он был рад, когда она согласилась на его предложение. Он с большим трудом преодолел упорное сопротивление секретариата, обладавшего приоритетом при подборе сотрудников; Александру Михайловичу пришлось подключать оставшиеся здесь связи.

– Вопросы есть? – Брянцев посмотрел на секретаря.

– У матросов нет вопросов, Александр Михайлович! – лихо доложила Лика, улыбаясь. (Пару раз вначале она пыталась приложить раскрытую ладонь к виску, отдавая честь, но Брянцев прекратил эти попытки, потому как к пустой голове руку не прикладывают.)

– Вот и прекрасно, значит, будем работать! – И в хорошем настроении он прошёл в кабинет.

Он снова просмотрел бумаги в папке: ничего нового, рутина – закрыл её и отложил в сторону. Прикрыл глаза, вспомнил весь разговор.

Главный вопрос: кто это – те, которые сообщили о его согласии участвовать в вечернем ток-вшоу? Дима отпадает: ему нет смысла докладывать спикеру, у него есть своё начальство, следящее за чистотой нравов этих вшоу. Не следует ли простое решение: тебя, дорогой Александр Михайлович, элементарно прослушивают?

А второе, насчёт остроты финансовой сферы? Конечно, острота есть, но ведь бюджет профицитный, лишних денег вполне достаточно для решения любых острых проблем! Неужели это тот сюжет, случайно попавший в Интернет, про горячечное выступление на каком-то банкете председателя комитета по бюджету и финансам нижней палаты Макаркина об острой финансовой несостоятельности большинства регионов страны? И сколько народу его посмотрело, пока не удалили? Несколько сотен тысяч? Копейки по нашим временам!

«А какой вывод, сенатор? – спросил себя Брянцев. И сам себе ответил: – Простой: держать ушки на макушке!»

Он не замечал раньше, на предыдущих местах работы, каких-либо признаков слежения за собой, его деятельность была абсолютно открытой, направленной на пользу предприятию; скрывать что-либо ему было незачем. Смешно, но он неукоснительно следовал принципам своей старенькой бабушки Пелагеи Васильевны, одним из которых был «не укради!». И лихое время, выпавшее на расцвет его профессионального роста, которое ломало судьбы, казалось бы, вполне добросовестных, честных людей, не поколебало его.

Сейчас же он впервые не совсем понимает, что ему нужно делать; подспудное чувство – работать на благо страны, но как конкретно?

Первое, что он сделал, когда законодательное собрание Романовской области выбрало его депутатом верхней палаты парламента, – завёл красивую тетрадку, скорее блокнот, куда начал записывать главное, по его мнению, что происходило на заседаниях, и делать пометки, характеризующие принятые решения; это зачастую не совпадало с официозом.

Ясно, что блокнот должен быть недоступен для посторонних; но если его прослушивают, то скоро будут и досматривать? Или уже?

Он подумал, что хорошо бы убедиться в этом и определиться.

Второе, что лишь слегка касалось его нынешней деятельности, – это ощущение, что страна становится (или уже стала?) неполноценной, многие традиционные изделия перестали производить на просторах родины. Он вспомнил, как обнаружил в супермаркете обыкновенную деревянную вешалку на три колышка, произведённую в соседнем Китае. И точно из нашей древесины! В Китае запрещено рубить деревья. Какой идиот закупил их и привёз за тысячи километров в столицу, попутно убив местную артель?

Он захотел знать о проблеме в целом; его новое положение позволило сегодня отправить помощников собирать материалы по теме. Неужели будет сопротивление? Было бы очень смешно!

Размышления прервал звонок из приёмной:

– Александр Михайлович, Чадов просит соединить с вами.

– Давай Чадова, Лика.

Щелчок, в трубке деловой голос Алексея:

– Александр Михайлович, я у статистов, они говорят, что эти сведения – для служебного пользования, моего удостоверения вашего помощника недостаточно для их получения.

– А что им нужно?

– Ваш официальный запрос.

– Хорошо, Алексей, возьмите у них болванку запроса и приезжайте. А где остальные?

– Инга Сергеевна в Минпромторге, а Юра – по магазинам.

– Свяжитесь с Ингой, возможно, ей тоже понадобится такой же запрос.

– Инге не нужно: она же там работала, обойдётся.

– Вы так думаете?

– Уверен, Александр Михайлович! Вы же помните: блат выше наркома!

– Хорошо, Алексей! До завтра!

Юра – Юрий Иванович Перепадья – был менеджером в крупной торговой фирме, остался без работы в связи с её ликвидацией. Брянцев торгашей не любил и долго сопротивлялся его назначению в свои помощники; только двукратная беседа с соискателем сломила недоверие. И, кажется, он не ошибся.

Инге Сергеевне Вовиной двадцать шесть лет, с работы в Минпромторге она уволилась после скандала с её начальником, руководителем отдела.

Брянцев не хотел знать подробности, она ему понравилась сразу, на первой беседе, независимостью и трезвостью суждений. Сказала, что обязательно поменяет фамилию.

– Почему? – удивился Брянцев.

– Потому что, Александр Михайлович, стоит мне представиться: «Вовина», как идиоты интересуются: «Неужели того самого?» – и показывают пальчиком вверх, в небо.

Брянцев, утверждая её в должности, посоветовал сделать это скорее.

– Понимаю, Александр Михайлович: годы идут, скоро старухой стану…

Пришлось извиняться.

В вечернем часовом вшоу всё как обычно: три представителя существующей власти, как правило говоруны; сопротивляются им член наполовину исчезнувшей демократической партии, политолог соседней страны-соперницы и бывший демократ на пенсии. И ареопаг – три почтенных представителя чего-нибудь по теме. Брянцев – в ареопаге.