Ольга Иконникова - Кафедра

– Только учтите, – предупреждаю я, – даже если она виновата в истории с паролем на твоем компьютере, не могу сказать, что я ее осуждаю. Так и знайте – я сейчас на ее стороне.

– Я знаю, Алиса, знаю, – бормочет Вадим. – Я сам сожалею о том, что тогда произошло, и хочу лишь постараться всё исправить.

– Ну, хорошо, – я доливаю в чайник воду, – давай вычислять твоего Светлячка вместе. Только сначала выпьем по чашке кофе, а то я уже ничего не соображаю.

Кофе, кажется, бодрит не только меня. Кирсанов выглядит заметно веселее. Меня удивляет только, что за то время, что он сидит у меня, Даша ему ни разу не позвонила. Хотя, возможно, он ее предупредил.

Заправившись кофе, переходим к делу.

– Выкладывай всё, что может быть полезно, – требую я. – Что ты знаешь о своей загадочной подружке? Может быть, она хоть раз подписалась своим настоящим именем? Или сообщила о дне своего рождения? Ну, вспоминай же, вспоминай!

– Нет, – пожимает плечами Вадим, – ничего такого я о ней не знаю. Да вы теперь знаете столько же, сколько я сам. Ничего, кроме этих писем, у меня нет.

– Хорошо, – я снова возвращаюсь к распечаткам и стараюсь взять след. – Одна зацепка тут есть – восемь лет назад она училась на первом курсе Санкт-Петербургского государственного университета.

Эта ниточка кажется мне вполне реальной – для заведующего кафедрой узнать, какие вузы оканчивали его подчиненные, – пара пустяков.

Но Вадим вздыхает:

– Диплом СПбГУ есть только у одной из наших сотрудниц – Вари Задориной, но она поступила туда двумя годами позже интересующего нас времени. Это не снимает с нее подозрений, но и не делает основной подозреваемой. Кстати, Светлячка могли отчислить из университета на первом же курсе. Или она могла перевестись в другой ВУЗ. Так что эти сведения нам ничего не дают. Я даже не знаю, на каком факультете она училась.

Но Сашка с ним не согласен:

– Ты не прав, Вадя, это – один из путей решения задачи. Даже если мы не знаем, на кого и как она училась, и окончила ли она университет, мы знаем, в каком году она туда поступила. А это – уже кое-что! Разве у тебя не осталось знакомых среди сотрудников СПбГУ? Ты учился там шесть лет! Я не говорю о преподавателях – тут лучше подключить к делу работников архива. Не так сложно просмотреть списки зачисленных в университет за определенный период.

– Ну, не знаю, – сомневается Кирсанов, – станет ли кто-нибудь изучать архивные данные по моей просьбе? Столько лет прошло! К тому же, приказов о зачислении за учебный год издается несколько – на дневное отделение, на заочное, потом еще бывает дополнительный набор на платное обучение.

– А ты постарайся выйти на того, кто сможет найти нужную информацию, – советую я. – Думаю, у них есть электронные архивы. По крайней мере, ее учеба в СПбГУ – это единственное, что мы знаем точно. Хорошо, давай думать дальше. Сколько лет ей было в то время?

– Не знаю, – опять сникает он. – Мне казалось, что лет восемнадцать. Ну, может, двадцать.

Еще один след! Мне кажется, эти сведения могут серьезно нам помочь, и я не понимаю, почему так растерян Кирсанов.

– Кто из твоих сотрудниц не подходит под этот критерий? Думаю, мы можем отбросить тех, кто моложе двадцати пяти, – они-то восемь лет назад не могли учиться в университете.

Вадим снова вздыхает.

– Таковых у меня нет. Самой младшей из наших сотрудниц двадцать пять лет.

– Ну, ничего, – пытаюсь подбодрить его я. – Когда ты начал с ней переписываться, она училась в колледже на дневном отделении, и она поступила туда сразу после школы. А значит, ты прав – ей тогда было не больше двадцати. Сколько женщин работает на твоей кафедре?

– Пятнадцать. Кто-то состоит в штате, кто-то работает по совместительству.

– А скольким из них от двадцати пяти до двадцати девяти?

– Я уже думал об этом, – сообщает Кирсанов. – Светлячком может быть одна из семерых. Все остальные сотрудницы гораздо старше.

– Таких на кафедре семеро? – изумляюсь я. – Да, ситуация непростая. Непонятно, как мы будем ее разыскивать. Не можем же мы расспрашивать о Светлячке напрямую?

– Конечно, нет! – вздрагивает Кирсанов. – Это выставит меня в роли идиота.

Я ловлю веселый Сашкин взгляд и достаю из сумочки листок бумаги.

– Ладно, теперь рассказывай о каждой. Должна же я знать, с кем имею дело.

– Ты лучше записную книжку возьми, – ехидно советует Сашка. – А то несолидно как-то. Сунешь куда-нибудь листок, а потом найти не сможешь.

Он скользит взглядом по заваленному бумагами и учебниками подоконнику. Я обиженно закусываю губу, но решаю промолчать. Да, я не идеальная хозяйка и знаю это сама. Зато я симпатичная, добрая, с чувством юмора. И IQ у меня высокий. Ой, и чуть не забыла – еще я скромная очень. А скромность, говорят, женщину украшает.

Из той же сумочки я извлекаю потрепанную записную книжку. Я готова записывать каждое слово Кирсанова. Но Вадиму хочется курить и прежде, чем приступить к рассказу, они с Давыдовым идут в киоск за сигаретами. Я за это время успеваю заправить постель, и когда они возвращаются, мы перебираемся из кухни в комнату – сидеть ночью на диване гораздо удобнее, чем на табуретке.

Вадим закуривает и начинает рассказ:

– С большинством наших преподавателей ты уже познакомилась в День знаний.

– Ага, познакомилась, – цежу я сквозь зубы. – Я ни одного имени толком не запомнила.

– Ну, как же? – возражает он. – А Алла Сергеевна? Ты очень долго с ней разговаривала.

Воспоминания эти приятными не назовешь, и я хмурюсь. Кирсанов этого не замечает.

– Так вот – Алла Сергеевна Прудникова. Двадцать семь лет, одна воспитывает сына Антона. Любит классическую музыку и серьезную литературу. Красивая, интересная – ну, это, думаю, ты заметила и без меня. Живет с родителями и младшими сестрой и братом. Умна, целеустремленна. Другие девочки считают ее заносчивой, но мне кажется, что они не правы – просто она не набивается им в подруги. Как-никак, она мой заместитель, а должность, как говорится, обязывает.

Насчет ее ума и интересности я ничего не могу сказать. А вот в ее высокомерии уже имела возможность убедиться.

– К тому же, – продолжает Вадим, – она очень требовательна – и к себе, и к другим. Но зато надежна и ответственна. Хотя кое-кто считает, что после защиты диссертации она стала смотреть на всех свысока, я с этим не согласен.

– Конечно, – фыркаю я, – ты – ее непосредственный начальник, на тебя она смотрит по-другому.

– Возможно, – признает он, – но даже если степень кандидата наук сделала ее немного другой, я не нахожу в этом чего-то плохого. Она (в отличие, кстати, от большинства наших сотрудников) всерьез увлечена наукой, с удовольствием выступает на конференциях, активно публикуется.