Всеволод Данилов - Банк

– Стар! Ты слышишь? – трубкой опять овладел сильнейший. – Только не падай там – сдался Белковский. Только что позвонил. Полная виктория! Вот так. Пока ты там груши околачиваешь, я подработал. Цени!

– Ценю!

– Алешенька! – Это опять была Наталья. – Я так за нас рада. Это так здорово. Но ты бы слышал – Максим разговаривал ну как король. Я даже боялась, что Белковский трубку бросит. Но ничего!.. Да, ты не забыл насчет вечера?

– Помню, помню, – погрустнел Забелин. – Жду у входа.

Зажатый меж неестественно оживленными любовниками Забелин терпеливо скучал под грохочущий на сцене симфонический оркестр. Потом, поняв, что несколько часов этого времяпрепровождения ему не выдержать, взял программку и принялся развлекаться, пытаясь разобраться, чем отличаются друг от друга бесчисленные тромбоны, валторны, габои.

Из транса его вывел Максим, энергично ткнувший приятеля локтем.

– Полагаешь, в буфет пора? – по-своему понял жест обнадеженный Забелин. Но, посмотрев в направлении, куда указывал Максим, замер в изумлении.

Двумя рядами ниже, чуть в стороне, рядом с полной женщиной находился – ошибки быть не могло – Жукович. Нельзя было сказать, что он сидел рядом. С отсутствующим, благодатным каким-то лицом он подался вперед, привстав над сиденьем. Губы его были в движении. Исполнялся «Полет шмеля», и Жукович летал вместе со шмелем, двигая вслед ему головой и руками, губами воспроизводя звуки музыки. Соседка, несомненно жена, с трудом удерживала его руку в своей ладошке, привычно успокоительно поглаживая. Когда оркестр замолк, Жукович с утомленным видом откинулся в кресле.

– Никогда бы не подумал, – признал Забелин. Развязный, хамоватый Жукович и – восторженный меломан, которого он увидел. Это не мог быть один человек. Но это был он.

– Как говорится, на ловца и зверь… – Едва дождавшись перерыва, Забелин стремительно поднялся, стремясь не упустить Жуковича из виду. Но в сутолоке выхода упустил-таки и нашел лишь когда прозвучал второй звонок и Максим с Натальей, обозленные бездарно проведенным антрактом, едва волоклись следом. Нашел в самом уголке, среди группки людей, столпившихся подле служительницы зала, которая, прохаживаясь вдоль старых фотографий, рассказывала что-то о Чайковском. Жукович навис рядом, благоговейно внимая.

– Олег! – позвал Забелин.

Тот удивленно оглянулся.

– Здравствуй, Олег. – Забелин проигнорировал негодующие взгляды. – Может, отойдем?

– А мне и здесь хорошо. Говори.

– Да. Мир и впрямь тесен. Не ждал.

– Вижу. Мешаешь, между прочим.

– Я хотел сказать. Тут такое дело вскрылось. В общем, виноват я перед тобой, Олег. Нашли мы виновных. Получается, подставили тебя тогда. Но и ты хорош – тоже толстовец нашелся. Не погнушался бы объясниться, давно бы разобрались.

Собравшиеся, перед тем недовольные, теперь заинтересованно ждали продолжения.

– Вот видишь, видишь, – обрадованно затеребила Жуковича жена. – Я же говорила – все разъяснится. Не может не раскрыться. Просто ошиблись люди.

– Ошибочка вышла, – прошипел Жукович. – По суставам-то по моим. По нерву! Как тогда, в восьмидесятых.

– Только не нервничай! – вскрикнула успокоительно жена.

– Подлесного выпер?

– Нет. Нужен он. Дело – оно наших с тобой амбиций важней.

– Вот как?! Стало быть, ошибочка опять?! – Жукович вырвался из слабых женских рук. – Суки! Суки вы все гэбэшные! Какие были, такие остались! Поглотители херовы! – не модулируя больше голос, закричал он.

Заинтригованная было толпа меломанов при первых признаках бузы брызнула врассыпную.

Лишь утонченный экскурсовод оставалась на месте, восторженно впитывая в себя редкий в ее жизни скандал.

– Ну, чего пылить-то, мужик? – вмешался Максим. – Жизнь ведь. Давай встретимся, спокойно поговорим.

– Встретиться? Ишь – встретиться! Я встречусь. Я с вами в другом месте встречусь. В суде! – увлекаемый женой, не унимался Жукович. – И денежки, что мне причитаются, до копеечки выплатите. До центика!

– Заплачу, – тихо подтвердил обескураженный Забелин.

Он встретился с требовательными глазами экскурсовода и почему-то ей пообещал:

– За все заплачу!

И женщина согласно закивала.

– Еще с Мельгуновым объясняться, – тоскливо, прижав обмершую Наталью, припомнил Максим. – Эк как все зашкалило.

…И грянул дефолт. Что-то давно носилось в вялом от жары воздухе. Кем-то предугадывалось, другими предчувствовалось, большинством – ощущалось как неизбежность прихода грозы в парящее небо. Но жара стояла столь давно и с ней так свыклись, что надеялись, может, само рассосется. Не должно бы, конечно. Однако вдруг. Но грянуло разом. Без всяких загульных, намекающих кучевок.

Семнадцатого августа 1998 года премьер-министр России объявил о «реструктуризации долгов по государственным казначейским обязательствам». Диковинная эта фраза была расшифрована просто и без затей – «всем, кому должно, государство простило».

С утра Забелину позвонил кипящий возмущением Максим.

– Стар, ну ты скажи – разве не твари? Вот чего более всего боялся, когда сюда ехал, то и сотворили. Что же теперь делать станем? – волнение, которое он безуспешно пытался подавить, прорывалось в каждой нотке. Почувствовал это и сам Максим. – Извини, но так взвинтился. Немалую все-таки работу провернули. Мне тут позвонили – биржа парализована, авиакомпании захлебнулись заказами – все «портфельщики» рванули в Шереметьево. Ты хоть понимаешь, что здесь через пару недель будет? Пустыня. Что молчишь? Послушал бы, как наши старики костерят.

– Старики наши – аргумент, конечно, могучий. Очень продвинутые экономисты. Только не самые вменяемые. Кстати, штука заразная, так что ты рядом с ними не замельтеши, ладно? – Забелин, сам удрученный случившимся, не стал скрывать раздражения.

– Нет, но ты мне хотя бы скажи, что такое ваше правительство? Возбуждают дела против Мавроди и сами делают то же самое. Получается, что тот из «пирамидщиков», кто к власти пробился, и есть государство.

– Знаешь, Максик, давай прервем плач Ярославны на Путивле. Все это, конечно, не то чтоб блеск. Но у нас с тобой есть свое дело и его доводить надо.

– Вот за что тебя люблю я. Цельный, как кусок кирпича. А если я завтра узнаю, что штурмуют Кремль, тебя тоже пустяками не отвлекать?

– Только если двинутся на институт. Что Юрий Игнатьевич?

– Пока никак не подберусь. Духу поговорить не хватает. А может, вместе?.. На днях, кстати, напоминал, что сотрудникам за часть акций не выплатили.

– Сколько осталось?

– Сам знаешь. По опциону еще с полмиллиона долларов. А мы, между прочим, иссякли. Погоди, Стар, ты что, на полном серьезе? Собираешься проплачивать?!