Дмитрий Вересов - Тихий Дон Кихот

— На все воля Божья! На все воля Божья, дочь моя! — оглянулся в дверях Маркел. — Она не собирается… Это в тебе гордыня говорит — всех прочих грехов родоначальница… А мне сейчас ехать пора. Отходящего в мир иной соборовать. Он подождать не может. Завтра с утра приходи. Утром ничего не ешь.

— Я не смогу утром. Утром мне уже никак… Ну что ж поделаешь. Умирающего, конечно, ждать не заставишь, — Аня цинично усмехнулась, сама себе удивляясь.

— Ну пойдем со мной, — нетерпеливо махнул ей Маркел. — Только быстро.

Из храма батюшка вышел в обычной черной кожаной куртке. Волосы он носил короткие. Бороду аккуратно стриг. И похож был без рясы скорее на Мефистофеля, чем на православного священнослужителя.

В двух шагах от церкви стоял его фиолетовый «мерседес». Старая марка, поношенная, но батюшка не комплексовал. Почуяв хозяина, машина радостно пикнула. Маркел сел за руль. Аня плюхнулась рядом.

— Ну, как тебя зовут-то, дочь моя? — немного насмешливо, как показалось Ане, начал святой отец, разворачиваясь на узком Обводном канале. И когда она ответила, бодро сказал: — Ну рассказывай, что с тобой стряслось, раба Божья Анна.

Аня начала рассказывать. И по мере того, как она говорила, ей самой становилось яснее, что именно в ее жизни происходит. Как известно, кто ясно мыслит, тот ясно излагает. Справедливо это и наоборот. Кто начинает излагать, тот проясняет для себя свои мысли. Ей уже не так важно было, что скажет ей отец Маркел, который кивал головой, но смотрел-то все время на дорогу. Но когда он остановился, то сказал ей такую вещь:

— Цивилизованно верите. Не так надо. Не понарошку надо. Ты пойми, раба Божья Анна, поверил — поплыл! А вы все только вид делаете. Ногами-то по дну ходите! Вот и плавать не умеете. Потому и тонете, чуть что… Я тебе вот что скажу. Во всем — твоя вина. Первый муж, говоришь, в тюрьму сел. Со вторым неизвестно что творится. Где мужу перечила, где волю свою навязала, там и ищи причины своих несчастий. «Да убоится жена мужа своего» сказано. А ты? И его не бросай! А то будет у тебя третий муж. И опять все по кругу повторится. Господь не дает испытаний, которые были бы человеку не по силам. Но ты свои ошибки повторяешь. А Господь повторяет урок. Милость его безгранична. А ведь муж через жену спасается! Благослови тебя Господь, раба Божья Анна, — перекрестил он ее. — Пора мне…

Аня шла по улице, возвращаясь к своей оставленной возле церкви машине. А в голове у нее все вертелось: «Уронили Мишку на пол, оторвали Мишке лапу. Все равно его не брошу, потому что он — хороший…».

Визит к господину Горобцу Михаил откладывал до последнего. Но право выбора за ним еще оставалось. И выбрал он именно Горобца. Прошлая встреча с ним сложилась гладко, как по нотам. Михаилу повезло, потому что границы его возможностей были надежно размыты. А неведение настораживает. Потому-то Горобец и пошел на сближение. Сказано не было почти ничего, а результат был ошеломляющим. Сейчас предстояло успех повторить. Да еще в результате получить не словесную поддержку, а материальную. С этим, как Корнилову было прекрасно известно, всегда возникали сложности.

Прикрыть Митрофанова и Ропшина нужно было немедленно. И осечки тут быть не должно. Иначе как он будет прикрывать всю свою команду от гибели в самом начале их пути? Денег нужно было много. То есть такое количество, чтобы закрыть дело. Предстояло платить и платить быстро. Быстро и много.

В прошлый свой визит к Горобцу у Корнилова был свежий козырь — дело Перейкина. Раскручивать его можно было в любую сторону. А что было оно полным «глухарем», оттого, что реальных доказательств нельзя было добыть ни на кого, так это была маленькая тайна Корнилова. Следственная группа все больше склонялась к тому, что бегство Перейкиной связано с ее полной и безоговорочной виной в смерти мужа. Иначе зачем же она сбежала, дав подписку о невыезде? И все это могло быть известно Горобцу. А тогда на понт его не возьмешь. Сейчас у Михаила не было никаких активов, которые бы можно было предложить Горобцу в обмен на деньги.

Корнилов убеждал себя в том, что сам бы никогда туда не поехал. Но когда борешься не за себя, а за тех, кто стоит за тобой и верит тебе, многими принципами можно пренебречь.

Муху занесло в салон автомобиля через приоткрытое окно. Она, как назойливая мысль, начала метаться у Корнилова перед глазами. Он попытался было схватить ее в кулак, но, управляя машиной, сделать это оказалось не просто.

«Хорошо хамелеонам, — подумал он, — могут отслеживать две цели одновременно и независимо». Он тоже пытается, только не очень выходит. Но что Корнилов точно мог делать одновременно, так это злиться на своих подручных, занявшихся самодеятельностью, на Перейкину, сбежавшую с шахматной доски разыгрываемых сегодня фигур, на Горобца, так ловко игравшего чужими страстями. И на эту дурацкую муху.

Приближаясь к владениям Горобца, Корнилов ощутил знакомую свою детскую тоску. И разочарование, постигшее его здесь в прошлый раз. Никогда не надо возвращаться в места, связанные в детском сознании с нераскрытой страшной тайной. В жизни и так много разочарований.

В этот раз Корнилов въехал в ворота на своем новеньком «джипе».

Дойдя по впечатляющему офису до кабинета Горобца, он почувствовал, как сжимается сердце, как будто бы он забрался слишком высоко в горы и не может дышать разреженным воздухом. Пришлось минуту постоять и прийти в себя. Он смотрел на ручку двери и думал, что если успеет открыть ее сам, то все будет хорошо. Но секунды шли, дышать было нечем, и ручка будто бы удалялась от него, как в бинокле, если смотреть через него в обратную сторону.

«Это все нервы. Все болезни от нервов, только сифилис от любви», — вдруг вспомнил он и взялся за ручку двери. Но она не послушалась, дрогнула, и на пороге оказался сам господин Горобец собственной персоной.

Анатолий Иванович просканировал Корнилова своими ртутными глазками, и только потом поприветствовал насмешливой улыбочкой.

— Что, днем не мог заехать, обязательно вечер мне хочешь подпортить? Зачем пожаловал, капитан Корнилов? — он стоял на пороге и не приглашал Корнилова зайти внутрь.

— Напомнить вам, уважаемый Анатолий Иванович, о том, что следствие по делу убийства Перейкина в любой момент может изменить свой ход в любом желаемом направлении, — как можно вежливее и туманнее сказал Корнилов.

— В каком это смысле? — неприязненно окинул его взглядом Горобец. — Если ты хочешь повернуть его куда-то, куда надо мне, и представить это, как тяжкий труд, то я тебя разочарую. Мне от этого дела, Михаил, ни жарко, ни холодно. Так что веди его, куда хочешь.