Людмила Евдокимова - Двадцать пятый с половиной кадр

27 февраля 2003 года, четверг. Шесть вечера. Дома

Следователь, встретивший меня в РОВД, оказался очень молодым. Наверное, совсем недавно закончил юридический. Свою неопытность он скрывал за нарочитой серьёзностью, даже суровостью.

Меня его юный возраст несколько… обидел, что ли. Если не поставили на это дело более опытного следователя – значит считают пропажу Именьковского клада чуть ли не ерундой, которую может распутать даже новичок. А я-то как раз так не думаю!

И вопросы, которые он задавал, мне не понравились: во сколько пришла в музей, во сколько ушла. Видела ли эти монеты раньше. Знала ли, во что они будут упакованы. Знала ли о том, что их передают в музей.

Он явно считает меня причастной к пропаже монет.

А судя по моим ответам так и получается! Я ведь не только хорошо знакома с Соловьёвым, много раз видела Именьковскую коллекцию, но и знала о передаче её музею. И, возможно, когда это произойдёт. И во что будут упакованы монеты.

…Я вышла от следователя в смятении мыслей и чувств. День был солнечным, и даже как будто звенела капель. Но это не улучшило моего настроения.

Как отвести от себя подозрения? Никак! Единственный выход для меня – самой вычислить преступника!

До начала лекции оставалось больше двух часов, поэтому я снова решила наведаться в музей – прояснить обстановку. Он всё ещё был закрыт. На мой звонок вышла смотрительница. Я удивилась, узнав в ней вчерашнего «сторожа». Она здесь с прошлого вечера что ли? Вид у неё, действительно, был усталый, или расстроенный. Но держалась она прямо и выражение лица оставалось несколько высокомерным.

Мы не знакомы, но приходилось видеть её гораздо чаще, чем других смотрительниц. Потому что, обычно, она сидит в зале, где возле бюста Гончарова начинаются экскурсии. И только мимо неё можно пройти вглубь музея.

Соня, слава Богу, оказалась на месте. Она, как и в прошлый раз, сидела в комнате научных сотрудников. От неё я узнала, что ещё никто из музейщиков в милиции не был, но ей уже пришла повестка на завтра.

Значит, следователь идёт тем же путем, что и я. Наверняка, третьей вызовут Алину. И это будет на следующей неделе. Хорошо, что впереди два выходных – это мне фора.

– Ты не торопишься? – спросила подруга.

– Есть с полчасика.

– Тогда последи за чайником, а я сбегаю в магазин за плюшками.

Как только Соня вышла, я направилась в её кабинет, не зная ещё, что собираюсь там делать. Но, не успела открыть дверь, как услышала доносящееся из соседней комнаты звяканье телефона. Не сообразив, что это не звонок, а набирают номер на параллельном аппарате, я сняла трубку.

– Не забывайте, – услышала я голос смотрительницы, – в тот день, когда её уволят, следователь узнает, что это вы вынесли монеты из музея…

– Не волнуйтесь, Анна Дмитриевна! Всё будет в порядке, я уже говорила с Софьей Васильевной. А завтра специально для этого приеду в музей… – и разговор прервался короткими гудками.

Только положив трубку на рычаг, я вдруг поняла, что второй говорившей была Марина. Вот, значит, как! Она в круг подозреваемых еле-еле вписывается, а на самом деле оказывается действующим лицом.

И тут я вспомнила, что в разгар застолья, почти сразу после того, как подали торт, Марина, действительно, выходила из музея. Покормить дворовую собачку. А перед этим, деловито собрав с наших тарелок недоеденные салаты, заглянула в кабинет директора, видимо, взять то, что осталось в банках.

Почему-то этот факт ни разу не всплыл в общем разговоре, даже во время перепалки. Может, потому, что это было вполне естественным. Каждый день кто-то из музейных кормил приблудившуюся дворняжку. Обычно сразу после обеда. И бедная собачка к этому времени уже начинала крутиться возле мусорного бака на заднем дворе – там, где была её «столовая».

Марина даже не одевалась, только накинула шаль. Значит, от музея не отходила. Конечно, в это время она вполне могла передать кому-то монеты, а взамен получить точно такой же пакет с кругляшками из фольги, или, оставив старую упаковку, поменять её содержимое. Но тогда она должна была знать о коллекции монет заранее. Сама же Марина утверждает обратное. А что если…

Но мои размышления прервала вернувшаяся из магазина Соня. Чайник уже вовсю кипел (я совершенно о нём забыла!). Она заварила чай с травами, и по комнате поплыл освежающий и успокаивающий запах мяты, зверобоя и чабреца.

– А почему вы до сих пор не работаете? – спросила я. – Милиция закрыла?

– Нет, что ты! А кому работать? На место Зины, ты знаешь, ещё никого не взяли, Марины тоже нет…

– Она так серьёзно заболела?

– Кто её знает? Завтра хотела приехать в музей. Поговорить.

– О понедельнике?

– В какой-то степени… У нас ведь, кроме пропавших монет, двадцать четвертого ещё одно ЧП произошло: не вышла на работу сторожиха. Пришлось попросить подежурить Алю…

– Так, значит, она только вечером узнала, что останется в музее на ночь?

– Да!

– Что же она ни разу об этом не обмолвилась, когда мы вчера всё выясняли? Это же в её интересах! Получается – она не могла предполагать, что у неё будет возможность подменить монеты!

– Я не знаю, почему она молчит. Наверное, у неё на этот счёт есть свои соображения.

– А милиционерам ты сказала об этом?

– Зачем? Это увело бы следствие совсем в другую сторону, к факту, который не имеет никакого отношения к пропаже монет. Зато стало бы ясно, что я покрываю разгильдяйку-сторожиху. Ведь она не в первый раз прогуляла. Раньше в подобных случаях её подменяла мать, а тут почему-то не получилось…

– А при чём здесь Марина? – направила я разговор в нужное русло.

– Она звонила мне как раз по поводу этой девицы – просила пока её не увольнять. Наверняка, Анна Дмитриевна уговорила её замолвить словечко…

– Анна Дмитриевна?

– Ну да! Наша смотрительница. Это ведь её дочь не явилась на дежурство! Девице уже за тридцать, а нигде толком не училась, да и не работала. Кажется, не так уж и обременительно раз в трое суток спать не дома, а здесь. Но и это ей в тягость! А Марина всё за неё хлопочет… и зачем ей это надо?

«Ясно – зачем! – подумала я, а в слух сказала – Ну, мне пора на лекцию. Ты меня не провожай. Допивай спокойно свой чай, а я побежала…».

И, действительно, выбежала из комнаты, на ходу прихватив из шкафа пальто и берет.

Обычно Соня провожает меня до выхода, и ещё минут десять мы разговариваем, стоя в дверях. Но сегодня и без неё мне было с кем поговорить.

На звук моих шагов вышла Анна Дмитриевна. Я подождала, пока она справится с замком на входной двери, не зная, как начать разговор, но лишь только дверь поддалась, неожиданно для себя самой спросила:

– Почему вы молчите, что знаете, кто украл монеты?